Хлебом и солью — Гдыня-2022
Вместо подведения итогов мы продолжаем публиковать тексты наших авторов на разные темы, которые кажутся в этом году важными. Среди них и статья Дениса Вирена о том, что он увидел этой осенью в Гдыне, на кинофестивале, который по праву считается важнейшим для польской киноиндустрии.
Впервые за три года оказавшись на Национальном кинофестивале в Гдыне, традиционно проходящем в середине сентября, особенно остро ощущаешь единственную в своем роде возможность на целую неделю с головой погрузиться в текущий польский кинопроцесс и попытаться уловить его основные тенденции. Последние годы были яркими, разнообразными и избаловали постоянных зрителей фестиваля: почти на каждом появлялся хотя бы один фильм, резко выделявшийся на фоне остальных и становившийся поводом для оживленных споров, будь то «Ида» (2013) Павла Павликовского, «Тело» (2015) Малгожаты Шумовской, «Последняя семья» (2016) Яна П. Матушиньского, «Тихая ночь» (2017) Петра Домалевского или «Сверхновая» (2019) Бартоша Крухлика. Даже пандемический 2020-й, когда фестиваль почти полностью перевели в онлайн, запомнился триумфом анимационной ленты Мариуша Вильчиньского «Убей это и покинь город». В этом году, на мой взгляд, не хватило именно открытий. С другой стороны, актуализировались некоторые традиции (например, «моральное беспокойство») и обнаружились новые тренды. Неизменным осталось одно — дискуссионность вердикта жюри, которое проигнорировало одну из лучших конкурсных картин (а по мнению многих, просто лучшую). Но обо всем по порядку.
Начиная с 2011 года, смотр польского кино в Гдыне претерпевал многочисленные трансформации. Их основными целями было стремление уйти от предвзятости при выборе фильмов и желание открыться миру, чтобы фестиваль перестал быть междусобойчиком. Именно поэтому в конкурсную программу стал проводиться отбор, порой весьма жесткий, а в жюри начали приглашать иностранных кинематографистов. Художественный директор Михал Хачиньский, проводивший эти реформы, ожидаемо столкнулся с критикой и наверняка нажил себе врагов, но, несомненно, «оздоровил» главный кинофестиваль страны. После завершения трехлетнего срока работы Хачиньского в Гдыне постепенно происходил откат к старым правилам. Отсутствие «Панорамы» (аналога внеконкурсной программы) и особенно конкурса «Другой взгляд», в котором несколько лет подряд представляли фильмы экспериментального характера, не идет фестивалю на пользу. И в этом году не обошлось без скандала: спустя неделю после объявления конкурсного списка в него добавили четыре ленты, причем сделано это было через голову нынешнего директора Томаша Коланкевича. В итоге конкурс получился исключительно объемным — двадцать фильмов! Если вспомнить, что в 2011 году их было всего двенадцать, разница ощутима.
Тем не менее, общее впечатление от столь богатой программы осталось весьма положительным: картин, которые вызывали бы вопрос «зачем это нужно показывать?», практически не было. Несмотря на длящийся политический раскол в Польше, пандемический кризис и общую напряженность в Европе, связанную с военными действиями России в Украине, польский кинематограф находится в отличной форме. На протяжении десяти с лишним лет, в течение которых я наблюдаю за гдыньским фестивалем, средний уровень значительно вырос, и теперь даже не близкие по духу работы, с не слишком гладкой или предсказуемой драматургией, воспринимаются с интересом. Например, дебютные фильмы «Папа» (Tata, реж. Анна Малишевская) о лихом дальнобойщике, совершающем вместе с дочкой и ее подружкой авантюрное путешествие в довоенную Украину с трупом в багажнике, «Заноза» (Zadra, реж. Гжегож Молда) о девушке из спального района, мечтающей стать звездой хип-хопа, и «Тихая земля» (Cicha ziemia, реж. Ага Вощиньская) о кризисе супружеской пары, вызванном трагическим событием в отпуске, никак не назовешь выдающимися, но это точно не скучный, не безликий кинематограф. Его хочется обсуждать, он остается в памяти.
Чего стоит героиня-веганка, которая, даже став зомби, не в состоянии укусить человека в шею, а вместо этого отчаянно щиплет газон
Границы экспериментов
Польское кино традиционно считается не слишком оптимистичным и жизнерадостным, но в этом году конкурс был проникнут особенно угнетающими настроениями. Единственным исключением в программе стала новая лента Ксаверия Жулавского с труднопереводимым названием «Апокатусис» (Apokawixa) — совершенно безбашенная и местами уморительная пародия на зомби-хоррор, усиленная экологическим месседжем. Кажется, что после довольно тяжеловесного «Птичьего языка» (Mowa ptaków, 2019), поставленного по сценарию отца, режиссер будто вновь обрел себя и свой анархистски-постмодернистский стиль, как это было в дебютной «Польско-русской войне» (Wojna polsko-ruska, 2009). Точкой отсчета в «Апокатусисе» становится пандемия, которую так, пожалуй, еще не осмысляли. Старшеклассники, измученные жизнью в самоизоляции, решают устроить грандиозную вечеринку в шикарном особняке на берегу моря, но ситуация выходит из-под контроля, когда несколько человек решают искупаться. Вода оказывается зараженной цианобактериями, подростки превращаются в упырей, а фильм из молодежной комедии — в настоящий survival. Происходящее приобретает злободневную актуальность на фоне загадочной истории заражения реки Одер минувшим летом. Жулавский ловко обыгрывает культурные клише современности — чего стоит героиня-веганка, которая, даже став зомби, не в состоянии укусить человека в шею, а вместо этого отчаянно щиплет газон. При этом фильм остается серьезным высказыванием и заставляет задуматься — о мироощущении молодого поколения, об относительности материального богатства… Спецприз «Золотой коготь» с формулировкой «За смелость формы и содержания» представляется весьма точным.
В целом, новые работы лидеров польской кинорежиссуры в этом году скорее не оправдали больших ожиданий
Неожиданным экспериментом оказался фильм известного оператора и документалиста Яцека Блавута «Орел. Последний патруль» (Orzeł. Ostatni patrol) — возможно, один из самых дискуссионных на фестивале. Заявленный как основанный на реальных событиях (гибель польской подлодки в 1940 году при невыясненных обстоятельствах), на самом деле он представляет собой игру с клише топорного историко-патриотического кино, которое снимают не только у нас, но и в Польше. Блавут не предлагает разгадки трагического военного происшествия — он погружает зрителя в жуткое, клаустрофобное пространство лодки и во внутренний мир моряков. «Орел» обладает несомненными визуальными достоинствами (оператор Йоланта Дылевская, работавшая с Агнешкой Холланд, Сергеем Дворцевым и многими другими): приглушенная тональность изображения, причудливые композиции кадра и фильтры могут напомнить разве что антиутопии Петра Шулькина 1980-х годов. С этой точки зрения картина определенно выделяется на фоне других, но проблема в том, что ее драматургическая концепция и послание так и остаются не до конца ясными.
В контексте визуальности следует рассматривать и новую работу мирового классика Ежи Сколимовского «Иа» (Io), удостоенную приза жюри на Каннском кинофестивале и выдвинутую от Польши на «Оскар» (видимо, поэтому в Гдыне было решено оставить ее без наград). Эта проникнутая трагизмом притча о современном мире, рассказанная от лица ослика, совершающего долгое путешествие из бродячего цирка на бойню, в некоторые моменты напоминает едва ли не абстрактное кино в духе Богдана Дзиворского или даже видеоарт (в титрах значатся три оператора, причем все первоклассные мастера: Михал Дымек, Павел Эдельман и Михал Энглерт). Буквально все критики указывают на определенные параллели с шедевром Робера Брессона «Наудачу, Бальтазар» (Au hasard Balthazar, 1966), в любви к которому признается и сам режиссер. Взгляд на меланхоличные польские пейзажи и печальные реалии у Сколимовского, много лет жившего за границей, нетипичен, он полон свежести и эстетской отстраненности, как будто действие происходит где-то в другой стране. В то же время неизбежная фрагментарность повествования мешает полностью вчувствоваться в фильм, а появление Изабель Юппер ближе к финалу, кажется, продиктовано желанием повышения звездного статуса картины, которая в любом случае является произведением высокого искусства.
То, о чем десять лет назад мечтали устроители фестиваля и польские критики, и что раньше было редкостью, уже перестает удивлять
В целом, новые работы лидеров польской кинорежиссуры в этом году скорее не оправдали больших ожиданий. Это касается прежде всего «Бесконечного шторма» (Infinite Storm) Малгожаты Шумовской с Наоми Уоттс в роли горноспасательницы, которая борется не только за жизнь человека, решившего покончить с собой, но и за свое собственное существование, пронизанное одиночеством и болью от потери близких. Профессиональное мастерство режиссера, увы, не перевешивает достаточно предсказуемого сюжета и лобового пафоса ленты. «Чудесная Брижит Бардо» (Brigitte Bardot cudowna) Леха Маевского кажется затянутой и вторичной по отношению к предыдущим работам уникального режиссера-визионера. Еще один «горный» фильм — «Броуд-Пик» (Broad Peak) Лешека Давида — снят по заказу «Нетфликса» с постановочным размахом, однако трагическая история Мачея Бербеки, покорившего знаменитую вершину Каракорума со второго раза и не вернувшегося на землю, странным образом не вызывает особых эмоциий.
(Транс)национальное кино
Главный приз «Золотые львы» жюри присудило фильму «Молчаливые близнецы» (The Silent Twins) Агнешки Смочиньской, одной из самых оригинальных кинематографисток среднего поколения. После изысканной психологической драмы «Фуга» (Fuga, 2018) Смочиньская вновь обратилась к эстетике своего дебютного кич-мюзикла «Дочери дансинга» (Córki dancingu, 2015), который в свое время наделал много шума. В «Молчаливых близнецах», пожалуй, меньше новизны и драйва, но зато больше мастерства. Это основанная на реальных событиях история темнокожих сестер Гиббонс, живших в Уэльсе, которые в 70-е годы прошлого века, еще детьми, решили, что будут разговаривать только друг с другом. По фильму причины остаются непонятными (каприз? ментальные нарушения? банальное упрямство?), хотя известно, что в школе их подвергали остракизму из-за цвета кожи. Мы наблюдаем за жизнью героинь в разном возрасте: они действительно почти не нарушают свой обет, хотя вынужденная необходимость постоянной коммуникации один на один, конечно, порождает различные проблемы, доводит сестер до преступления, и в итоге они оказываются в психиатрической больнице. Смочиньская работает в поэтике коллажа, разбавляя традиционное повествование музыкальными вставками и анимационными фрагментами. Это яркая работа, сделанная, однако, достаточно холодно и отстраненно.
В современной России подобный фильм представить себе уже невозможно
Важнее другое: «Молчаливые близнецы» обозначили одну из наиболее заметных тенденций гдыньского фестиваля. Этот фильм, как и «Бесконечный шторм» Шумовской, снят на английском языке в международной копродукции. То, о чем десять лет назад мечтали устроители фестиваля и польские критики, и что раньше было редкостью, уже перестает удивлять. Любопытно, что у польской аудитории это явление вызывает теперь смешанные чувства. «Можно ли считать „Молчаливых близнецов“, снятых на иностранном языке, с участием непольских актеров и далеко отсюда, достаточно польскими? Такие вопросы <…> звучали в Гдыне часто, — размышляет известный критик Анита Пётровская. — Некогда мы жаловались на провинциальность, а сегодня, когда наши фильмы все активнее вливаются в международный процесс, начинаем замечать парадоксы этого космополитизма. Особенно в таких местах, как Гдыня, где порой речь в большей степени идет о Польше, нежели о кино как таковом»1.
Оценивая объективно, фильмов о Польше — тех самых, что оставили от конкурса тяжелое впечатление, — было совсем не мало. Скажем, долгожданная лента Анны Ядовской «Женщина на крыше» (Kobieta na dachu) с великолепной работой Дороты Помыкалы, справедливо награжденной за лучшую женскую роль. Актриса создает психологически сложный и неоднозначный образ уставшей от семейных и рабочих забот женщины, доведенной до отчаяния и решающейся на преступление. Не менее сильное впечатление производит молодая актриса Малгожата Гороль в фильме Яцека Люсиньского «Субук» (Śubuk, приз за лучший сценарий) о девушке, рожающей нежеланного ребенка, но в итоге начинающей яро отстаивать его права, когда обнаруживается, что он страдает аутизмом. Беата Дзянович, повествуя в «Обрывках» (Strzępy, приз за лучший дебют/второй фильм) об университетском профессоре, у которого начинает проявляться болезнь Альцгеймера (за эту роль был заслуженно награжден Гжегож Пшибыл), смело балансирует между жанрами: в первой части это едва ли не бытовая комедия, которая по мере развития сюжета превращается в настоящую трагедию семьи главного героя и шокирует финалом.
1 Piotrowska A. Klęska obfitości // Tygodnik Powszechny. 2022. № 39. S. 73.
Если до войны ярлык врага носили евреи и коммунисты, то теперь это представители ЛГБТ-сообщества и либералы
Здесь же нельзя не сказать о картине «Свадьба» (Weseלe) Войчеха Смажовского. Вечный возмутитель спокойствия обратился к своему излюбленному сюжету, ключевому для польской культуры, — в 2004 году он снял фильм с таким же названием, однако теперь его голос звучит значительно жестче и злее. Смажовский ведет параллельное повествование о современной свадьбе со всем ее лицемерием, показухой и абсурдом — и об истории любви деда невесты к еврейской девочке на северо-востоке Польши в начале Второй мировой войны. Чем дальше, тем сильнее стирается граница между сегодняшней реальностью и воспоминаниями пожилого героя, но, по мысли Смажовского, мало что изменилось… Беспощадно высмеивая пороки и фобии соотечественников, режиссер приходит к выводу, что сознание рядового поляка (впрочем, так ли уж важна здесь национальность?) за восемьдесят лет не слишком поменялось: если до войны в Польше процветал антисемитизм, то сейчас правые радикалы проводят демонстрации в крупнейших городах, если до войны ярлык врага носили евреи и коммунисты, то теперь это представители ЛГБТ-сообщества и либералы. Скромный приз «Свадьбе» за лучшие костюмы выглядел курьезно — возможно, это связано с тем, что картина вышла на польские экраны еще в прошлом году и «отзвучала», но все же обойти ее стороной было неправильно. При этом на просмотре трудно было избавиться от мысли, что в современной России подобный фильм представить себе уже невозможно.
В то время как Смажовскому исторические события нужны для того, чтобы оттенить критику дня сегодняшнего, некоторые режиссеры продолжают говорить о прошлом в более традиционных формах. В этом году таких фильмов было меньше, чем обычно, и лучший среди них, несомненно, «Филип» (Filip) Михала Квечиньского с замечательной ролью Эрика Кульма-мл. Картина поставлена по одноименному автобиографическому роману писателя-эмигранта Леопольда Тырманда и посвящена судьбе еврея, которому во время войны удалось скрыть свое происхождение и устроиться официантом в роскошный отель во Франкфурте. Неизбежные ассоциации с классическим фильмом Агнешки Холланд «Европа, Европа» (Europa, Europa, 1991), где поднималась проблема сохранения идентичности, мимикрии и выживания в нечеловеческих условиях, совсем не портят впечатления от этого стильного, динамичного и глубокого фильма, удостоенного «Серебряных львов» и награды за лучшую операторскую работу Михала Собочиньского.
«Моральное беспокойство» сегодня
Главным открытием фестиваля стала дебютная картина Дамиана Коцура «Хлеб и соль» (Chleb i sól), успевшая получить спецприз в программе «Горизонты» в Венеции. Вероятно, как и в случае с «Иа», жюри решило «не тратиться», хотя многим это показалось возмутительным. Зато фильм Коцура наградили журналисты, Федерация дискуссионных киноклубов и молодежное жюри. На первый взгляд, «Хлеб и соль» — неброская история, стилизованная под документ, благо все роли в картине исполняют непрофессионалы. Действие происходит в провинциальном городке, куда на летние каникулы приезжает главный герой Тымек — студент музыкальной академии в Варшаве. Практически сразу становится ясно, что он уже не вписывается в тусовку бывших одноклассников, а его младший брат — судя по всему, тоже способный музыкант — не стремится последовать его примеру, несмотря на уговоры.
Фокус сместился в сторону человеческой природы как таковой
Повествование представляет собой цепочку сценок из жизни, нередко снятых длинными планами статичной камерой, с разговорами обо всем и ни о чем, пошловатыми шутками, внезапными вспышками искренности. Тымек, как правило, выбирает позицию наблюдателя. Благодаря его немногословности создается ощущение, что он постоянно что-то недоговаривает… Режиссер не сразу подходит к основной теме. Поначалу может показаться, что секрет главного героя в том, что он гей, но не хочет признаваться в этом друзьям-гомофобам, однако эта линия растворяется. Постепенно на первый план выходит конфликт с работниками круглосуточного кафе, выходцами из Пакистана. Для друзей Тымека это место, где можно не только подкрепиться шаурмой после бурной вечеринки, но также выместить свои комплексы и фрустрации на людях, находящихся в заведомо проигрышной позиции. Видя очевидную несправедливость, Тымек пытается лавировать между своей компанией и иммигрантами, вынужденными постоянно терпеть насмешки и унижение посетителей. Режиссер достаточно неожиданно подводит нас к страшному финалу этой истории, показывая пугающую неизбежность кровавой развязки подобных историй, тем более что в основе «Хлеба и соли» — реальный случай, произошедший не так давно в небольшом городе Элке.
Уже несколько лет критики и киноведы все чаще говорят о новой волне «морального беспокойства» в центральноевропейском кинематографе. Автор этих строк тоже не раз рассуждал на эту тему в контексте Польши. «Хлеб и соль» можно без натяжек отнести к указанной тенденции. Дамиан Коцур показывает не только ставшие, к сожалению, будничными конфликты с мигрантами, но и опасное расслоение общества. Нежелание одноклассников Тымека уезжать из родных мест, из так называемой «Польши второй категории» (Polska B), вроде бы даже вызывает уважение, но какое будущее их там ждет? «И кем ты станешь? Физруком?» — с плохо скрываемой иронией спрашивает главный герой у одного из друзей, хотя ничего плохого в этой профессии нет. Если представители «кино морального беспокойства» второй половины 1970-х годов видели проблему в социально-политической системе, заставляющей человека подстраиваться и проявлять себя с негативной стороны, то теперь все, кажется, усложнилось. Фокус сместился в сторону человеческой природы как таковой, и, наверное, не случайно то, что значительная часть фильмов гдыньского фестиваля была посвящена именно внутренним конфликтам современного человека, а социальные, политические и исторические аспекты отошли на второй план. События последних месяцев не дают поводов для оптимизма, и тем не менее я уезжал из Гдыни с надеждой, что через год вновь окажусь там и увижу продолжающийся подъем польского кинематографа.
Читайте также
-
«Послание к человеку» — Что смотреть? Куда бежать?
-
Футурум-2024 на «Послании» — Опыты превращения в пыль
-
Денис Рузаев: «Неловко говорить, что в моей работе есть что-то сложное»
-
Дождь на станции Пупсянции — Пять мультфильмов «Окна в Европу»
-
Тост за бесконечность — «Филателия» Натальи Назаровой
-
«Кривенько-косенько, как надо» — Федор Кудрявцев о своем «Ровеснике»