Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
27 августа в День российского кино на «Ленфильме» покажут работы студии последних лет. В частности, «Последнюю цену» — приключенческую драму о русской семье, живущей в Абхазии, выращивая фундук на продажу. Фильм стал триумфатором «Духа огня». Об учебе в институте, проблемах дебютантов и любви к родному краю режиссер Наур Гармелия рассказал Яне Теловой.
Когда вы поняли, что хотите заниматься кино? Может, еще в детстве?
На самом деле в детстве я мало смотрел кино. Ну, я имею в виду, как-то специально, выборочно, помимо того, что показывали по телевизору. Тогда я вообще не думал, что хочу быть режиссером. Только классе в одиннадцатом, как любой школьник, который заканчивает обучение, я задумался о том, что делать дальше, куда поступать. Честно говоря, я тогда вообще ничего не хотел (смеется).
В школьные годы я писал стихи и рассказы. Плохие, наивные, но что-то писал. И вот как-то пришла мысль, что режиссура, наверное, самое подходящее направление. Через три года после окончания школы я поступил в СПбГИКиТ в мастерскую Сергея Снежкина.
Учиться было сложно? Так ли вы представляли себе обучение режиссуре?
У нас была суровая мастерская. За эти пять лет, что мы провели без каникул и выходных, пришло понимание: это тяжелая профессия, не для слабонервных.
Мне кажется, нас все ненавидели в универе. Особенно охранники. Мы им не давали спокойно жить, приходили каждый день в 8:00 и уходили в 23:00. Каждый день постановки, работы с актерами. Когда мастер сам снимал кино (а за пять лет он снимал трижды), мы всегда работали его ассистентами. То есть уже курса со второго были на площадке, знали на практике, как все работает.
Это такая вполне реальная картина для тех мест, откуда я родом
Вы сказали, что начали обучение у Снежкина через три года после окончания школы. А чем вы занимались в этот промежуток?
Успел побывать на абхазском телевидении, работал там ассистентом оператора, а потом и оператором. Правда недолго, около года где-то. А потом ничего не делал (смеется). Пытался пойти в армию, но меня не взяли из-за язвы желудка. Получается, в универ поступил в двадцать лет. И сразу почувствовал разницу между ровесниками и ребятами, которые сразу после школы пришли. Три года багажа, это уже плюс. В таком возрасте даже три года играют существенную роль в осознании мира.
Камеры какие-то работают, дядьки что-то говорят, а ему нужно просто быть самим собой
В одном из интервью вы говорили, что сценарий «Последней цены» собран из множества реальных историй. Как к вам приходили эти истории? Вы их где-то читали, слышали от знакомых? Или, может, что-то случилось лично с вами или вашими близкими?
Я вообще с детства любил послушать сплетни взрослых. Это было очень интересно. Я слушал, истории копились. Какие-то сам видел. Когда пишешь сценарий, удобно иметь в виду реального человека. Так легче писать. Поэтому в основе люди, которых я знал, видел, или о которых мне рассказывали. В процессе написания сценария, конечно, много что менялось, но корень был заложен таким образом.
Конкретная история о семье, которая живет тем, что в сезон собирает орехи, потом продает и на вырученные деньги существует год, это такая вполне реальная картина для тех мест, откуда я родом.
А эта история до сих пор актуальна? И сейчас есть такие семьи?
Уже нет, уже почти не актуальна.
Как вы подбирали актеров? Может еще при написании сценария знали, кого хотели бы позвать на главные роли?
Я ни одного актера заранее себе в голову не закладывал, потому что это могло помешать на пробах. Если задумать сразу какого-то актера, то потом все другие варианты уже будешь невольно сравнивать с ним. Я стараюсь так не делать.
Основных актеров, которые играют семью, мы подобрали в Питере, а всех остальных уже в Абхазии. Искали в театрах, и не только. Непрофессиональных актеров тоже рассматривали.
Еще в сценарии были комедийные нотки, но в процессе съемок они как-то выветрились
А как вы нашли актера, который сыграл молчаливого мальчика без имени?
Изначально было понимание, что мальчик из обеспеченной семьи, сытый, одетый, глаженный и прочее, вряд ли сыграет, как нам надо. Каким бы он ни был талантливым. Кто-то порекомендовал съездить в гости к многодетной семье, в которой есть дети подходящего возраста. Мы приехали, увидели рыжего кудрявого мальчика, который напоминал персонажа Гюго, Гавроша, и он нам сразу понравился.
Потом мы поехали в Сухум, три дня проводили кастинг, посмотрели около ста человек, но поняли, что вот этот первый — самый подходящий. Потому что это его реальная жизнь. Камеры какие-то работают, дядьки что-то говорят, а ему нужно просто быть самим собой.
Если не секрет, как вы снимали сцену с горящим домом? Это не декорации, настоящий дом? Он так быстро вспыхнул, а рядом лес. Не было страшно?
Лес там достаточно зеленый, не особо расположенный к воспламенению. А вот про дом — интересный факт. Это то самое здание, которое можно увидеть в моем первом короткометражном фильме «Мост». Дом был главным действующим объектом, в нем жили герои, отец с сыном. Тогда он еще нормально выглядел и снаружи, и внутри, но за девять лет, к сожалению, пришел в негодное для реконструкции состояние.
У нас не было огромного бюджета. Мы не могли построить декорации и жечь дома, как Тарковский в «Жертвоприношении», поэтому я вспомнил про тот старый дом, и мы решили, что он-то нам и нужен. Конечно, все было безопасно, мы делали пожарные расчеты, на месте работал пиротехник.
Когда надо писать сценарий, я приезжаю в Абхазию к родителям
«Последняя цена» — мультижанровый фильм. Что вас вдохновляло?
В последнее время мне интересен истерн. Кажется, такого в России сейчас не снимают. И изначально хотелось в этом ключе что-то сделать, но выяснилось, что целиком делать истерн дорого. А для дебютанта еще и сложно. Тогда я подумал, что в фильме должно быть несколько жанров. В итоге получилась драма-приключение-истерн. Что-то такое. Еще в сценарии были комедийные нотки, но в процессе съемок они как-то выветрились.
Если не секрет, какие у вас планы на будущее?
У меня так заведено — когда надо писать сценарий, я приезжаю в Абхазию к родителям. На написание последнего ушло четыре месяца. Он тоже получился про Абхазию. Это такая подростковая история: юг, море, первая любовь и прочее. Сейчас нахожусь в поисках финансирования. Есть еще документальные проекты, которые я делаю параллельно. И пара сценариев, которые уже много лет кочуют из питчинга в питчинг.
И последний вопрос. Что бы вы могли посоветовать человеку, который сейчас планирует поступать в режиссерскую мастерскую?
Если идешь в профессию за красными ковровыми дорожками, медийностью и хочешь давать интервью, но особо не задумываешься, о чем хочешь снимать, то не стоит. Если есть, что рассказать, и если не можешь не рассказать, тогда точно надо пробовать.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»