Режиссеры о французских продюсерах


Каждой съемочной группе требуется юрист, который сумеет предотвратить возможные правовые конфликты. Каждому режиссеру необходим адвокат, способный защитить его в том случае, если конфликт все же возникнет. Оспорить это трудно. Однако первые попытки российских режиссеров освоить цивилизованное кинематографическое пространство обернулись первыми горькими уроками, которые нашим режиссерам преподали западные продюсеры. Александр Рогожкин, Сергей Овчаров и Юрий Мамин, рассказывая об опыте взаимоотношений с французскими продюсерами, по-разному оценивают собственные действия и те последствия, которые они имели для судьбы их фильмов. С другой стороны, беспрецедентная история Николая Макарова и его фильма убеждает в том, что дело не в месте жительства того или иного продюсера, но в отсутствии Закона, который единственно способен защитить авторские права режиссера.

Александр Рогожкин

В программе Каннского фестиваля показывали киновариант моего фильма «Чекист». Когда мы уже возвращались из Канна, в парижском аэропорту ко мне подошел продюсер Ги Селигман и попросил срочно подписать какие-то бумаги. Поскольку уже объявили посадку на самолет, я впопыхах и почти не глядя все ему подписал. И только в самолете я развернул свой экземпляр договора и вчитался в него. Тогда я понял, что за гонорар, обещанный мне седьмым каналом французского телевидения за телевариант «Чекиста», я на самом деле продал два фильма. То есть киновариант в придачу к телевизионному. Всем режиссерам, которые снимали «Русские повести», было предложено сделать два варианта фильма. Но так получилось, что остальные оказались умнее меня и ограничились только телевариантами. Хотя если бы я был не один, выяснять отношения с продюсером было бы легче. Будь в тот момент в аэропорту рядом со мной переводчик, я бы понял, что покупаются два фильма вместо одного. Но в то же время я не считаю себя правым и не хочу перекладывать на других собственную вину. Это естественно, что западные продюсеры стремятся максимально упростить общение с нами. Да и понимание копродукции с нашей стороны предполагает, что мы выделяем не деньги, а мозги и дешевую рабочую силу. При этом по привычке рассчитываем на честность со стороны партнера. Возможно, продюсер полагал, что поступает со мной честно. Его логика такая: я предлагаю вам подписать договор на таких условиях — ваше дело, подписывать его или нет. Мне ведь никто на самом деле не запрещал отказаться подписывать его.

Сергей Овчаров

Я обратился в комиссию по восточноевропейскому кино при Министерстве культуры Франции со своим сценарием «Барабаниада». Под этот сценарий были выделены деньги и найдена продюсер Галя Дессертин, которая этими деньгами должна была распоряжаться. Она бывшая наша соотечественница, ныне живущая во Франции. Я согласился с ней сотрудничать, хотя до этого никакой продюсерской деятельностью в кино она не занималась. Сейчас мне ясно, что в нашей ситуации российский режиссер, подписывая контракт с западным продюсером, может рассчитывать только на его порядочность и умение работать. Иначе западная сторона пользуется расхождением между своей системой авторского права и полным бесправием российского режиссера. «Барабаниада» снималась как совместное производство на средства киностудии «Ленфильм», студии Первого и Экспериментального фильма и на французские деньги, которые проводились через какого-то московского посредника. Титры, перечисляющие всех хозяев картины, занимают несколько минут, но получилось, что у семи нянек дитя без глазу. Когда французские деньги были потрачены, продюсеру полагалось отчитаться за них в министерской комиссии. Среди неотснятого материала по сценарию имелся эпизод во Франции, без которого отчет не принимали. В то же время, наша сторона снимать эпизод отказывалась, так как это было сопряжено с огромными расходами. Отечественные продюсеры не проявили особой гибкости и не пытались предотвратить конфликт. Вот и получилось, что картину хотели купить, приглашали на множество фестивалей, а она лежала и устаревала. Потому что показывать ее было невозможно: по контракту это должно было быть оговорено с французами, а они считали картину незаконченной. Пока продюсеры судились, мы работали сами по себе и до нас никому не было никакого дела.

Юрий Мамин

Авторский гонорар за постановку фильма «Окно в Париж» был выплачен мне французской стороной строго по договору. Но это была лишь часть денег, на которые я рассчитывал: процентные отчисления с западного проката составили бы более значительную сумму. Однако продюсер Ги Селигман долго держал фильм под сукном и никому не показывал. Он заранее взял с меня слово, что я самостоятельно не буду представлять фильм ни на один международный фестиваль. И я такое слово дал, лишившись тем самым собственной фестивальной копии. Я надеялся, что «Окно в Париж» станет моей визитной карточкой на Каннском фестивале, где картина должна была показываться, но показана не была. Прошло уже два года с тех пор, как картина готова. Она украдена всеми русскими диаспорами за рубежом. Ее дважды показывали по нью-йоркскому русскому каналу. Говорят, нет такой эмигрантской семьи, которая не имела бы кассету с моим фильмом. Внутри нашей страны мы бороться с подпольным производством пока не можем. На Западе могли бы, наверное. При условии, что картина своевременно была бы представлена на каком-нибудь фестивале или кинорынке. Однако существуют сложности и тонкости в деле реализации фильма на Западе, которых мы не понимаем. Не хотелось бы так думать, но вполне возможно, что продюсеру невыгодно обнародовать фильм. Вероятно, это каким-то образом связано с налогообложением. Закончив картину, представив ее на фестиваль и продав, ты должен обозначить ее стоимость. Продюсер по собственным соображениям далеко не всегда торопится это делать.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: