Венеция-2015: «Франкофония». Мы, европейцы
Франкофония. Реж. Александр Сокуров, 2015
Лувр, которому посвящен новый фильм Александра Сокурова — не русский, но все же ковчег; метафору музея как убежища, искусства как убежища усиливает сквозной диалог режиссера-рассказчика с голландским капитаном, везущим через февральское море контейнеры с картинами и лишь изредка выходящим на связь. По Сокурову, задача цивилизации (и человека в цивилизации) — протащить через шторм собственное наследие, но стоит ли ради этого рисковать жизнями моряков? Вторая мировая, в ходе которой встречаются представитель оккупационного немецкого командования Вольф-Меттерних и директор Лувра Жак Жожар, — как раз один из таких штормов, и в предчувствии его картины из музея были эвакуированы и рассредоточены по многочисленным замкам Франции.
Музейная лихорадка — последняя страсть европейской цивилизации, утверждает Сокуров; он в этом фильме, вообще, много утверждает, рассказывает, замечает, подсказывает, загадывает загадки, спрашивает, в том числе и напрямую у зрителя: «Вам еще не надоело меня слушать?». Новое русское кино так и не научилось разговаривать, все, что длиннее междометия, кажется на экране фальшивым, но Сокуров имеет право говорить и говорит за всех (и в жизни, и в кино); «Франкофония» оставляет впечатление словесной и визуальной импровизации. Это фильм-размышление, фильм-монолог, в котором иллюстрацией для закадрового текста может оказаться что угодно: довоенная и военная хроника, пролет камеры над Парижем, документальные кадры из сегодняшнего дня или драматизация — сцены, разыгранные актерами. В последнем случае режиссер демонстративно обнажает прием: Вольф-Меттерних и Жожар то оказываются в толпе современных детей, то у них перед глазами мелькает хлопушка, то непрерывная вертикальная помеха загоняет их в середину экрана, недвусмысленно указывая: перед нами условность, постановка, кино. Сокуров за кадром разговаривает не только с собой, с нами, он говорит и с героями, предсказывая их будущее, как говорил в «Русском ковчеге» с Незнакомцем-Кюстином, посетившим Эрмитаж. «Вы, европейцы», — говорил тогда режиссер герою. «Мы, европейцы», — говорит он сегодня, ожидаемо, но все равно внезапно стягивая Европу за полюса и перенося действие в блокадный Ленинград, за которым, закрыв глаза, наблюдает улыбающийся Сталин. И в Эрмитаже, где делали гробы, и в Лувре, который миновала подобная участь, солдатам показывали пустые рамы; очень разной ценой, но обе коллекции оказались спасены. Ковчег был один и другого не будет.
Читайте также
-
Движение вниз — «На этой земле» Ренаты Джало
-
Шепоты и всхлипы — «Мария» Пабло Ларраина
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Джульетта и жизнь — «Можно я не буду умирать?» Елены Ласкари