Формат — «Сеансу» отвечают…
Тимур Кибиров
«Формат» — это попросту замена слова «идеология». Раньше редактора говорили: «идеологически чуждо», «идеологически неприемлемо». Теперь говорят — «не наш формат». Вот и все, разницы никакой. И «свобода выбора» все та же, прежняя. Одно время казалось, что у нас есть хотя бы два разных формата: один — «взвейтесь, соколы, орлами», другой — «оттянись по полной!» Ан нет, они благополучно сочетаются. Помните такую песню: «А я люблю военных, красивых, здоровенных»? Вот этот формат теперь у нас и господствует.
Сергей Николаевич
Не знаю, есть ли смысл придираться к этому слову и так ужасаться, что оно вошло в обиход. Формат всего лишь определяет, соответствует ли твой продукт ожиданиям аудитории. Чем точнее ты эти ожидания угадываешь, то есть «попадаешь в формат», тем выше рейтинг продукта, его конкурентоспособность и так далее. Мне кажется, здесь нет ничего нового, кроме, собственно, самого слова. Оно доступнее для массового сознания, чем классическое понятие «жанр», которое уже перегружено всевозможными ассоциациями, смыслами… А «формат» — это просто: либо попал, либо нет. Конечно, эта простота — тоже примета времени. В нынешнем российском обществе очень велика тяга к упорядоченности, к структурированности (что немудрено после хаоса девяностых). И на уровне власти, и в повседневной жизни. Понятие «формат» вполне укладывается в эту тенденцию. Оно есть непосредственное следствие всех происходящих бюрократических процессов. Поэтому тут все органично и правильно.
Андрей Звягинцев
Требование «следовать формату» — это изобретение лукавого ума. В толковом словаре ясно написано: «формат» — понятие технологическое. А в искусстве работают законы, прямо противоположные «форматным», — законы формы. И эту форму произведению придают чувство меры, внутренняя цензура и индивидуальный вкус художника, а вовсе не мертвая буква регламента, диктуемого извне. Личность отформатированной не бывает. Сухое, бездушное, лишенное животворящей силы понятие «формата» влечет за собой одно лишь обезличивание. Правда, суля взамен щедрое денежное вознаграждение. Но в искусстве ничто не делается по правилам и ради денег. Человеку все труднее выживать, находясь вне среды «денежной массы». И он ломается, пасует, идет на поводу у «форматов», «рейтингов», «медийности». Как говорил Набоков, «фантазия бесценна лишь тогда, когда она бесцельна». А когда художник прицеливается-приценивается к формату и начинает работать на него, словно галерный раб, искусство обесценивается. Ибо теряет свою бесценность.
Дмитрий Лесневский
Можно сколько угодно защищать понятие «формата» на том единственном основании, что оно стало неотъемлемой частью современной цивилизации. Но формат — это шаблон. И лично мне интереснее иметь дело с тем, что в формат не вписывается. Не укладывается в жесткие рамки, вычисленные маркетологами. Всем все равно не угодишь. Вкусы разные, подходы, люди. И если уж «форматы» так необходимы нынешнему миру потребления, пусть их будет как можно больше. Мы пытались сделать это на РенТВ. Не надо гнаться за универсальностью. Лучше рассчитывать на узкую аудиторию — но рассчитывать точно. Хотя я все равно за «неформатность». Пусть даже в обыденной речи сегодня это звучит как «неадекватность».
Леонид Парфенов
Слово «формат» появилось потому, что произошло разделение рынка. На советском телевидении никакого рынка не было, все передачи делались для пионэров и пенсионэров. Делались не «как-то», а «про что-то». И поэтому были неотличимы — никакой разницы между «Клубом путешественников», «В мире животных» и «Музыкальным киоском» вы не найдете, сколько ни ищите. Это называлось «редакторское телевидение» — когда передачи принимали глядя в папку и не глядя в камеру, просто читая текст… Тогда говорили так: «скучно, не скучно — для пропаганды не критерий». А потом возник рынок, возникло понятие о «продукте» и его «потреблении», и понадобилось внятно объяснить: что ты делаешь, на что тратишь деньги. Вот это требование внятности и привело к появлению «формата». Чтобы твоя работа не была сделана впустую, в никуда. Ты, конечно, можешь гордиться тем, что снимаешь фильм «вне формата», но если он окажется еще и «вне зрителя», то станет, скорее всего, твоим последним фильмом. Да и зачем мне что-то делать, если это не будут смотреть или читать? На фиг, не надо. И я не испытываю никаких мук большого художника, когда соизмеряю свои личные представления с требованиями «потребляемости». Другое дело, что надо рисковать, надо не бояться выйти на один шаг в «неформат» — потому что, если ты рискнул правильно, именно на этот шаг ты окажешься впереди всего рынка, переполненного форматным продуктом. Это тоже законы бизнеса. Всем хочется сорвать банк, вырваться в лидеры, сделать новый тренд и заработать не скучные 15 процентов, а 125. И вот носишься, бегаешь, орешь, чтобы в прайм-тайм на Первом прозвучали все восемь строф нужного тебе стихотворения, чтобы рассказать о николаевской вертикали власти во время Крымской войны… Ты делаешь «неформат», ты рискуешь — но если ты все сделал правильно, то именно он становится самым престижным из форматов. Значит, у тебя получилось.
Александр Роднянский
Формат — это ответ на нарастающую социальную многоголосицу. Раньше на одном и том же языке одновременно обращались к принципиально разным людям: разным психологически, материально, физиологически. Тогда результат мало кого волновал, да и выбора у людей особого не было. Но когда общество резко расслоилось, а каждый его слой резко обособился, все вдруг поняли, что диалог с аудиторией должен быть предметным, что его надо выстраивать. Так вот, формат — это свод правил, регулирующих этот диалог: его интонацию, тип его участников и т. д. Идет телепередача в прямом эфире или в записи? есть ли в ней ведущий? и если да, то в джинсах он или в костюме? сидит в студии за пюпитром, или ходит по ней с микрофоном, или гуляет по улице?.. Если ты хочешь добиться внимания определенного собеседника, ты должен вести себя определенным способом. Можно ошибиться в самом выборе этого способа, здесь всегда велика доля субъективности — сколько бы социологических исследований ни проводилось, сколько бы тысяч фокус-групп ни опрашивалось… Кто-то опирается на опыт, кто-то — на интуицию, кому-то формат просто заказывают. Но сами правила необходимы. И это совсем не обязательно ведет к скуке и примитиву, в этом тоже есть жизнь. Просто мы больше не считаем, что каждый шаг и жест в нашей ежедневной индустриальной рутине обязан претендовать на многомерность и уникальность. Всегда были и будут истинные художники, которые говорят о чем-то очень важном, очень личном, и никто не сможет им этого запретить. Но мы-то претендуем на то, чтобы разговаривать с массовой аудиторией, и именно это сделали своей профессией. А искусство никогда не доходило до масс. Вспомните, представители мыслящего меньшинства и в прежние времена организовывали бесчисленные дискуссии: какой ужас, восклицали они, как глупа наша аудитория, она не ценит эту замечательную книгу и этот удивительный фильм, зато валом валит на индийское кино и раскупает миллионные тиражи какого-нибудь кошмарного ширпотреба… Просто мы стали честнее и искреннее, а если угодно — циничнее и прагматичнее; мы стали называть вещи своими именами. Есть запрос массовой аудитории, и его нужно удовлетворять. Есть привычный для нее способ восприятия, и его нужно учитывать. Мы играем во все ту же игру и все с тем же партнером; но теперь мы играем по правилам.
Юрий Гладильщиков
Когда-то давно, получив заказ от плохо знакомого издания, критик или журналист мог даже не заглядывать в него, не знать толком, какой там принят тип заголовков. Просто садился и писал свою типичную статью. Сегодня же невозможно зарабатывать пером, если не учитываешь стиль, направленность — то есть формат издания, для которого пишешь. Есть, скажем, вполне серьезные киноведы, которым пришлось научиться (не порывая с тем же «Искусством кино») формату женских глянцевых журналов. Это нынешнее общество в миниатюре: хочешь в него вписаться — подлаживайся под его структуру, веди себя согласно «формату», жертвуй своей «свободой личности». Не хочешь — останешься «белой вороной», свободной, но голодной. Другое дело, что все эти новые издания (как и телепередачи) по большей части абсолютно — тупо — одинаковые. Они сориентированы на одну и ту же аудиторию молодых яппи, которых в реальности не так много, оттого все врут про тиражи. А еще смешнее, что формат изданиям все чаще — при полном отсутствии свежих идей в головах главных редакторов — задают дизайнеры. Тут у нас много маленьких заметочек, а здесь будет одна побольше. Вот вам и весь формат.
Максим Соколов
Происходит стремительное, даже какое-то страстное обновление языка. И можно заметить, что слова исчезают потому, что оказываются слишком уж обязывающими. А те, что приходят им на смену, не обязывают ровным счетом ни к чему. К примеру, словом «проект» сейчас можно обозначать все что угодно. Критериев никаких: ни технических, ни моральных. Скажем, какой-нибудь художник-концептуалист наложил кучу посреди гостиной. Что тут скажешь? Одно слово, пакостник. А он говорит, что это, мол, проект… ну, тут уж вроде бы и возразить нечего. Что же до «формата» — это, наверное, то, что прежде называлось «жанром». Но слово «жанр» предполагало наличие некой системы: какой жанр чего требует, к чему обязывает… И тогда создание нового жанра — это действительно нетривиальное творческое усилие, это не всякому дано, это большая работа, требующая таланта, вдохновения, может, даже гениальности. Ну а ежели со всем этим есть какие-то проблемы, то лучше придерживаться прежних жанров, канонических… А слово «формат» — оно раскрепощающее. Формат всяк может создать. У моей прабабушки, царство ей небесное, была такая поговорка: «Всякое говно — Иван Иваныч». Традиционный язык нес в себе идею ранга, иерархии, системы требований и т. д. А появление словечек типа «проект» или «формат» эту идею ранга снимает. Очень привлекательно, очень демократично. Всем ведь хочется быть Иван Иванычами.
Алена Долецкая
Я защищаю свой формат. Люба Аркус по-тигриному защищает свой. Нам ничто при этом не мешает понимать друг друга. Слишком долго происходило размывание всех и всяческих критериев. Формат — это естественная реакция на засилье эклектики и бесстилья, в котором мы прожили все девяностые годы. Это понятие не случайно возникло именно в СМИ, но затем (тоже совсем не случайно) перешло в лексикон политиков, экономистов, бизнесменов. Значит, это понятие, которое что-то важное определяет в нашем времени.
Илья Ценципер
Я сам этим словом не пользуюсь, но идея мне нравится. Если мы, создавая и осуществляя коммуникацию, заинтересованы в ее эффективности, то возникновение понятия «формат» почти неизбежно. Мы строим коммуникацию по правилам, заранее известным нашему потребителю — зрителю, читателю, пользователю, — или согласовываем их с ним. А если мы этого не сделаем, то нам придется говорить о двух вещах одновременно: и о сути высказывания, и о его способе. Да, есть элитарные направления в искусстве, где на такой риск идут, где требуют от зрителей (или читателей) трудных раздумий над самими правилами. Но требовать, чтобы так было устроено вообще все, решительно невозможно. Это само по себе не плохо и не хорошо, это неизбежно, это просто язык. Не надо заставлять человека, который всего-навсего хотел узнать прогноз погоды, сосредотачиваться на том, как этот прогноз сделан и почему. Есть правила, о которых обе стороны договорились, вот и все. Они могут быть какими угодно: жесткими или либеральными, экспериментальными или нет, но совсем без них разговор вряд ли состоится. И если кто-то не может или не хочет играть по этим правилам, все время норовит разрушить рамки формата, — ну ладно, пусть. Только встает вопрос: зачем? Если он таким образом добывает какую-то эстетическую энергию — хорошо. Но 99% людей не желают мириться с форматом просто потому, что считают унизительным для себя быть корректными по отношению к другим. Это всего противнее.