«Глаза Орсона Уэллса»: Взгляните на лицо
Есть что-то убаюкивающе гипнотическое в голосе Марка Казинса. Кто смотрел «Историю кино» и другие его фильмы, поймет: эти распевные вопросы-ответы, риторическая мелодекламация, которой режиссер прокладывает свое кино практически от начала до конца… Голос течет, как извилистый ручеек — то вверх, то вниз, замедляясь или шумя перекатами.
В посвященной Орсону Уэллсу работе, Казинс начинает с вопросов: «А вам не кажется, что мы живем с вами в уэллсианском мире? А что в нем уэллсианского в самом деле?» И сам же на эти вопросы успешно отвечает. Он знает, какие вещи в современном мире обязательно привлекли бы внимание Уэллса: интернет, выборы Обамы… выбора Трампа? Да, непременно. Казинс не только хотел бы взглянуть на современность глазами Уэллса, но и сам неизбежно становится ее глазами, глядящими на классика. Начало фильма — типичный пример youtube-жанра unboxing: Казинс вскрывает коробку с эскизами Орсона Уэллса и комментирует его художественную технику, хаотичную линию, тушь… подмечает вдруг впроброс его одержимость носами. А затем переходит к скрипу пера из начала би-би-сишного сериала «Блокнот Орсона Уэллса». Этот памятный телепродукт 1955 года сам по себе, несмотря на черно-белую картинку, отдает современностью: мистер Уэллс рассказывает о себе, обращаясь напрямую в камеру. Типичный видеоблог. Даже в смысле метража: каждый эпизод длится 15 минут.
Казинса вроде бы легко отвлечь, он частенько смотрит в сторону: в объектив попадет то безжалостно раздавленный нью-йоркский голубь, то захватывающие пропорции небоскребов, но это лишь один из способов задать уэллсовскую систему координат — сотворить масштабы, в которых человек, или слишком велик, или предельно мелок. Миниатюрные комнатки, модели уэллсовских декораций, так своевременно появляются в фильме, что диву даешься. Жизнь каждого — кукольный домик. И снова рисунки, почерк. От бумажного Большого каньона, изображенного Уэллсом, Казинс бесплотным духом перемещается в Аризону (кино это все-таки совершенно фаустианская стихия), где живет младшая дочь его героя, Беатрис, типичная «рокерша», как замечает татуированный Казинс: она любит ездить на машине, но не любит держаться за руль.
Орсон Уэллс
Не держится за руль и сам режиссер, который никак не хочет ограничиваться киноведческим анализом. Его фильм представляет собой скорее любовное послание, написанное камерой-пером, за скрип которого вполне сойдет закадровый голос. Послание, исполненное пристрастного восхищения, с которого Казинс удачно сбивает пафос интонацией дневниковой съемки: Аризона, Испания, Висконсин, Эдинбург, Нью-Йорк — картинки меняются калейдоскопически. А монтаж дает возможность преодолеть не только пространство, но и время. Речь Уэллса о будущем кинематографа — а он, напомню, предрекал, что «голливудским» фильмам будущего понадобится аудитория не меньше 60 миллионов человек, чтобы выйти в ноль — оказывается не то чтобы трагически пророческой. Скорее предельно будничной. Как и все, что связано с Уэллсом. Он автор предельно современный, и недавняя фестивальная премьера его восстановленного Netflix фильма «Другая сторона ветра» лишь одно из косвенных свидетельств этой современности. Хотя что в этом удивительного, если у автора такой острый слух на перемены? Это Уэллс распознал в радио главное орудие современной войны и запугал земные миллионы марсианами.
Намного любопытней то, как Казинсу удается спустить Уэллса с пьедестала, мягко оживить монументальный миф, растопить мрамор. Ведь Уэллс — автор столь гигантских пропорций, что некоторые просто не решаются к нему подступиться. В начале фильма фигурирует официантка, которая реагирует на новость о фильме, над которым работает Казинс, специфическим образом: «Это про того гигантского актера, который играл стрёмных ребят?» Есть ведь и такая версия Уэллса. Так что картина неизбежно кажется не только любовным посланием, но и разъяснением, терпеливым и подробным, для тех, кто, может, слышал имя, но не представляет себе, с кем именно столкнулся.
Что ж, вот и выпал случай познакомиться.
Читайте также:
Интервью с Марком Казинсом. «Монтаж близок науке о памяти»
