Прозрачная тюрьма — «Уховертка» Люсиль Хадзихалилович
До российского проката добрался новый фильм Люсиль Хадзихалилович, во всех смыслах темный арт-хоррор, получивший специальный приз жюри на фестивале в Сан-Себастьяне. О том, что можно разобрать сквозь мутное стекло, пишет Инна Кушнарева.
«Уховертка», третий полный метр Люсиль Хадзихалилович, снята в эстетике дагерротипа. Это особенно заметно там, где героям фильма все-таки удается выбраться наружу, на улицу или на пленэр из анонимных, замкнутых помещений. Снаружи, впрочем, мало чем отличается от внутри. И там царит мягкая размытость деталей и предметов по краям, увиденная как будто через немного выпуклую линзу. Как будто через такую линзу рассматривают «Офелию» Джона Милле, чуть на отдалении.
Хадзихалилович снимает темное кино. Свет выхватывает отдельную фигуру, предмет мебели, пятно желтой блузки на девочке, абрис фигуры мужчины, который за ней присматривает в большой пустой квартире. У девочки Мии (Романа Хемеларс) ледяные зубы, которые приходится каждый день вставлять заново. Поэтому на нее надета причудливая конструкция для снятия слепка. На ночь ее снимают. В двух предыдущих фильмах Хадзихалилович тоже мучали детей: в «Невинности» (2004) — девочек странными ритуалами в пансионе, в «Эволюции» (2015) — мальчиков телесными трансформациями на уединенном острове. Мальчики налево, девочки направо. В «Уховертке» девочка только одна, и это в такой же степени кино о двух взрослых, опекуне девочки по имени Альберт (Пол Хилтон), и потерявшей сына женщине по имени Селеста (Ромола Гарай), героине второй сюжетной линии, второй створки этого нарратива.
Медиум вроде бы фотографический, но непрозрачный, подобно граням бокала он порождает искажения и разноцветные галлюцинации
Если вернуться к линзе, через которую словно бы видится изображение в фильме: в нем вообще подчеркивается мотив стекла. Многоцветное и многогранное стекло бокала, — то, через что смотрят. Оно дает галлюцинаторное калейдоскопическое видение, связывающее две створки рассказа, мужчину и женщину. Через стеклянный стакан — приставив его к двери — Альберт слушает, что делает в своей комнате Миа (и в этой сцене единственный раз мелькает насекомое, та самая уховертка, давшая название фильму). Женщина водит по ободку бокала пальцем, извлекая из него призрачный звук. Стекло в фильме — тематизация самого восприятия — напряжения не только зрения, но и слуха — и медиума. Медиум вроде бы фотографический, но непрозрачный, подобно граням бокала он порождает искажения и разноцветные галлюцинации.
Лед играет против стекла: лед плавится и безопасен, стекло — хрупкое, но режет и ранит
Но стекло еще и бьется. Сначала Миа, забравшись в буфет, роняет красный бокал, разбивающийся вдребезги. Альберт собирает осколки и тщательно заворачивает каждый в обрывки газеты. А затем Селесте в пивной режут лицо осколком стекла, после чего она попадает в зависимость от одинокого молодого человека по имени Лоуренс (Алекс Лоутер), по-видимому, оплатившего ее лечение, но подсадившего ее на опиум. Мие же в конце концов вставляют стеклянные зубы вместо ледяных. Ледяные зубы — буквализация метафоры из романа английского художника и писателя Брайана Кэтлинга, легшего в основу фильма — не самый удачный момент фильма, как признает сама Хадзихалилович. Но лед играет против стекла: лед плавится и безопасен, стекло — хрупкое, но режет и ранит. Чтобы подчеркнуть этот «колюще-режущий» мотив в фильм также появляется котик, который сразу невзлюбил Альберта и оцарапал ему руку.
Стекло — точка соприкосновения, состыковки между мирами Альберта и Селесты. Они образуют асимметричную симметрию: у него при родах умерла жена, и он, по-видимому, забыл, что Мия — его дочь, а не оставленная ему на воспитание сирота. Селеста лишилась сына. В финале Альберт по распоряжению «хозяев» послушно отвозит девочку в загадочный особняк. И уже выходя оттуда, натыкается на Селесту, сбежавшую от Лоуренса, они сплетаются в кровавом объятии. Селеста вцепляется Альберту в горло. Все манипуляции с зубами девочки были предвестием этого финального укуса. Зубы дочери плавятся и тают, указывая на страх или предчувствие отца, что его покусают. Он тщательно ухаживает за стеклянными бокалами, потому что боится острого, осколков, изуродовавших Селесту, и в то же время загипнотизирован этой опасностью, таящейся в стекле. В фильме работает сновидческая логика смещения и переноса.
В двух предыдущих фильмах Хадзихалилович в финале происходило освобождение — дети убегали из замкнутого мирка: в «Невинности» девочки уезжали из пансион в «большой» мир, в «Эволюции» мальчик уплывал на лодке с острова. В «Уховертке» же Мию, наоборот, в финале привозят в непонятную институцию (пансион, больница?), который она до этого рассматривала на картине в квартире Альберта. Она, как и ее отец с Селестой, оказываются запечатанной внутри репрезентации — внутри картины. Мир «Уховертки» герметически замкнут и сбежать из него невозможно.
