«Догмэн»: Собака бывает кусачей
На камеру лает собака, мускулистый, лоснящийся питбуль, с клыков капает мутная слюна, безумный глаз налит кровью, когти царапают железо стола, похожего на хирургический. Худший ночной кошмар, вот-вот прыгнет и загрызет. Но это не сон, а явь, не ЧП, а рабочие будни Марчелло (Марчелло Фонте), хозяина крохотного груминг-салона в центре забытого богом прибрежного курорта Parco degli abusivi («Парк нелегальных торговцев») к северу от Неаполя. Многоквартирные комплексы из стекла и бетона, оборудованные детские площадки (абсурдно диспропорциональные горки и песочницы будто нарисованы индифферентной кистью Люка Тёйманса), фонтаны и клумбы — продукт урбанистической лихорадки, всплеска ничем не подкрепленного оптимизма 1960-х; все нынче пришло в негодность, когда-то тут был город солнца, теперь руины ядерной зимы. Но не морской ветер и соль тому причина. Та коррозия, что разъедает металл жилых конструкций, давно съела и души их обитателей. В городке правит мафия, и на благоустройство ей плевать. Она собирает оброк с местного «нобилитета», принадлежностью к которому так гордится Марчелло, да следит, чтобы держали рот на замке — вот и вся муниципальная политика.
Марчелло каждая собака знает. Лучшие друзья человека предоставлены сами себе, хозяева давно превратились в волков, и только Марчелло не забыл язык и этикет общения. Иногда случается недопонимание, как с питбулем, но терпение и ласка преодолеют любые трудности перевода. С людьми ему не в пример тяжелее. Взять хотя бы Симоне (Эдоардо Песке), смахивающего на Джейка Ламотту из «Бешеного быка» громилу-наркомана, промышляющего грабежом. Утихомирить этого безумца Марчелло удается только при помощи «волшебного» порошка. В обществе себе подобных он замыкает пищевую цепочку. Более жалкого создания в «Парке нелегалов» нет. И название его салона Dogman хоть и звучит, как титр фильма о супергероях, на самом деле значит ровно противоположное — Марчелло недочеловек, ошибка природы. Если бы не приторговывал он кокаином, без которого и бандюки, и буржуа культурно отдыхать не умеют, давно бы уже сожрала его стая, не подавившись.
Впрочем, так и произойдет. Наигравшись за полчаса в любимый материал — байки из гангста-склепа (удивительная, конечно, способность Гарроне живописать криминал не только с симпатией, но и состраданием, вознося тяжкие и особо тяжкие до классовой борьбы), режиссер подпустит достоевщины. Череде издевательств и несправедливостей несть конца. Марчелло сядет за Симоне в тюрьму, потеряет друзей, семью, кров и средства к пропитанию. А вместо награды за преданность получит лишь новую порцию тумаков и оскорблений. А что тут удивительного? Для хищников Марчелло сродни чихуахуа, которую во время ограбления засунули подыхать в морозилку, чтобы не тявкала — мелкое животное, не добыча даже, а просто жертва на пути к цели.
Даже юродивого можно разозлить. Бесправный, забитый Марчелло восстанет против заведенного порядка вещей. Хитростью он заманит Симоне в западню и наконец-то отомстит за годы издевательств и побоев. Впрочем, библейские мотивы у Гарроне — ложный след. Зритель с хорошим нюхом не купится на параллель Давид-Голиаф, не узрит в месседже общечеловеческой дидактики. Последние не станут первыми. Трансформация Марчелло совсем не чудо. Из недочеловека он превратится в зверя, притащит труп врага, словно охотничий трофей, показать вожакам стаи, чтобы знали — он свой.
Классическая тема о бунте маленького человека в притчевом изводе Гарроне, наверное, грешит излишней «складностью», да и серьезный тон ему не к лицу, сюда бы чуть больше черного юмора, как, допустим в недавнем Chien Самюэля Беншетри. Но разговаривая просто, громко и чуть ли не лозунгами, Гарроне все же не фальшивит. Мужественно констатирует, что времена хороших и плохих давно закончились. Остались только злые. Зло побеждает зло, и свой триумф нарекает справедливостью. В жизни простота безусловно хуже воровства, в искусстве, наоборот, бесценная редкость — и «Догмэн» как раз тот самый случай.