Танцуя Петербург
Фильм Рустама Хамдамова называется «Бриллианты». Перед человеком, балету не чуждым, уже одно это, конечно, разворачивает обширную анатомию вопроса. Так, можно было бы назвать фильм «Лебединое озеро»: ясно, что он не о жизни водоплавающих птиц.
СЕАНС – 43/44
«Бриллианты» — это балет Джорджа Баланчина на музыку Петра Чайковского. Третья, заключительная, очень петербургская и очень помпезная часть триптиха «Драгоценности» (с парижскими «Изумрудами» и нью-йоркскими «Рубинами»). Баланчин до ужаса и паралича боялся проявлений сентиментальности. Что, конечно, тоже понятно: сентиментальный балет как субтильная блондинка в кудряшках, которая нацепила платье в рюшечках: сладкий сахар, масляное масло, — поправить дело с такой внешностью можно, конечно, только сияющими доспехами. Тем более, что это правда. Несмотря на кукольную внешность, балет — крайне жёсткое, суровое, ясное и честное искусство. И Баланчин учил своих железных стрекоз: никаких улыбок, плечиков, подмигиваний, «Делайте просто па». Но это не значит, что Баланчин не был сентиментальным человеком. Более того: его поразительными балетами можно, как дважды два, доказать существование Бога.
Посмотрите на фотографии Баланчина: человек в безвкусных шейных платках. Почитайте его диалоги с Соломоном Волковым. Всё это запросто могло бы быть проделано хореографом Борисом Эйфманом. Но отчего-то не получилось. И можно сколько угодно пенять Эйфману на провалы музыкальной грамотности (Баланчин в музыке разбирался как музыкант) или другие аспекты ремесла. Можно сколько угодно кивать на Игоря Стравинского, сыгравшего в жизни Баланчина существенную роль, и Линкольна Кёрнстайна. Разница между углём и бриллиантом всё равно лежит за пределами физики или химии.
Фильм-балет, конечно же, о Петербурге.
«Бриллианты» Баланчина — пример сентиментальности, которую обдало дыхание Снежной Королевы. Это идеальная форма для мемуаров. По крайней мере, в балете. Всё покрыто инеем, снег блистает бриллиантовой крошкой, кордебалет то стелется позёмкой, то разворачивается в парадную раму, — вот так Баланчин изобразил в своих «Бриллиантах» Петербург.
«Бриллианты» Хамдамова — это тоже балет о Петербурге. С самой настоящей балериной Дианой Вишнёвой в роли протагонистки. Сомнительно, чтобы Хамдамов ничего не знал о Баланчине. Хитрец, боясь быть пойманным на «бабьих сказках», настаивал: мои-де «Драгоценности» — не более чем игра воображения перед витриной магазина Van Cleef & Arpels. В ювелирном магазине начинается фильм Хамдамова: замороженное почтение приказчиков, алчный блеск драгоценностей всего лишь отражается в глазах дам-покупательниц. Сыплется жемчуг. Про некоторые па в балете тоже говорят «россыпь».
Фильм-балет, конечно же, о Петербурге. И Диана Вишнёва у Хамдамова поигрывает стройной ножкой на фоне невской панорамы. А в финале вообще дают антре «теней» из «Баядерки» Петипа. Это не просто как выдвинуть Медного всадника. Это не просто автограф Петербурга. Это самая совершенная балетная композиция всех времён и народов. Гималаи балетного мира, которые манят недостижимым покоем и высотой. Полярная звезда, на которую всю жизнь держал курс Баланчин. Фильм Хамдамова предоставляет анекдотическую возможность увидеть Диану Вишнёву, на сегодняшний день, безусловно, лучшую русскую балерину, смиренно проделывающей па в кордебалете «теней». И что ещё более восхитительно — даже не в первой линии. Но оно того для Дианы, конечно, стоило. И вот почему.
Такой Дианы Вишнёвой уж точно не показывал ещё ни один хореограф.
Дианой Вишнёвой любуются много и откровенно. Но на один лад: как только доходит до портретов, камера почему-то натыкается на её сияющие доспехи — завораживающую арматуру мышц, — и дальше не идёт. Наберите «Диана Вишнёва» в Google, и вы поймёте, о чем я. Что, конечно, по-своему привлекательно. Но, как оказалось, это далеко не вся Вишнёва.
Рустам Хамдамов надел на неё пальто-кокон, шляпку-горшок, обвёл глаза чёрными тенями, — то же самое он проделывает со всеми своими любимыми женщинами (кстати, антагонисткой взята другая его муза — Рената Литвинова). Вроде бы ничего специального для Дианы. Но о, боже! С дрожащими электрическими огнями на дне огромного чёрного глаза на фоне густо напудренного белого лица (другая половина лица скрыта тенью — в духе кино 1920-х), матовый блеск волос, чёрными крыльями приклеенных к впалым щекам… Да она же вылитая Спесивцева! Петроградская примадонна голодных, обшарпанных, опасных 1920-х, из которых Баланчин удрал в Европу, гениальная невротичка, экспрессионистка, безумица, последняя звезда (дальше пошли уже лауреатки сталинских премий). Такой Дианы Вишнёвой уж точно не показывал ещё ни один хореограф.
Есть в этом фильме и третья история. В конце двадцатого века стало казаться, что Баланчин исчерпал все возможности классического балета, и если вас зовут не хореограф Уильям Форсайт, то пуантовые танцы вам заказаны. (Или же вы просто эпигон титанов, пусть и очень талантливый, как Алексей Ратманский). Так вот, шведский хореограф Матс Эк придумал, как с этим быть.
Он открыл хореографам третий глаз — и это был глаз кинокамеры. Эк не просто сочинял потрясающие балеты (если вы настроены посмотреть три балета в жизни, после чего навсегда завязать, это должны быть «Тени», «В середине на возвышении» Форсайта и кино — «Кармен» Матса Эка). Он сочинял их именно на кинокамеру — так что киномонтаж был инструментом танцевальной композиции. «Бриллианты» Рустама Хамдамова, конечно, наш ответ Чемберлену. А уж Ренату Литвинову с картонным носом-конусом на резинке и вовсе можно без помех вообразить в балете у Эка. Здорово, что Россия всё-таки сделала это — для балетной «родины слонов» было довольно-таки не комильфо хранить молчание в ответ на столь важный художественный вызов какого-то шведа, пусть и гениального. То, что это сделал режиссёр, да ещё под рубрикой благородных, но редких экспериментов продюсера Константина Эрнста и журнала «Сеанс», есть для русского балета, конечно же, констатация прочного кризиса идей.
