В своем репертуаре. «Багровый пик»
США, режиссер Гильермо Дель Торо, в ролях Миа Васиковска, Джессика Честейн, Том Хиддлстон, Чарли Ханнэм, Джим Бивер
Багровый пик. Реж. Гильермо дель Торо, 2015
Скажу сразу: «Багровый пик» — картина, мне не симпатичная. В ней есть пара-тройка своих моментов, о которых будет сказано ниже, но они подобны редким просветам солнца (один из этих моментов, собственно, с солнечными просветами и связан), которые вносят обнадеживающую ясность словно чтобы усилить то чувство обреченности, с какой они безоговорочно уступят небосклон наступающим на рассвет сизым облакам. По факту, мы имеем готическую мелодраму, в которой нет ничего, чего мы не видали раньше, разве что инцест назван вслух и своим именем, с теми же дружественными протагонисту призраками, с которыми мы уже давно свели знакомство в мексиканских работах режиссера Дель Торо, с детективными загадками, неоригинальностью перещеголявшими вопросы викторины курортного массовика-затейника, и — да, с представляющей некий аттракцион компьютерно-генерированной «визуалкой», которая одновременно удручает, смешит, отталкивает и притягивает рассматривать, как же так чуднó получилось, однако по сумме вышеперечисленных производимых эффектов все равно в подметки не годится тому, что в этом сезоне стряслось с лицом Аллы Пугачевой.
И все же при всей ничтожности сухого остатка впечатлений, всякий, кто возьмет на себя труд разобраться в конструкции фильма и несомых ею смыслах, рискует в пять минут превратиться в Лаокоона, вступившего в безнадежную попытку расплести змей несметного числа контекстов и подтекстов, в которых располагается и которые генерирует «Багровый пик». Потому что в куда больше степени, чем аттракцион изобразительный, такой, что бывает только в кино, этот фильм представляет из себя аттракцион культурологический. Он напоминает некоторые индийские фильмы времен моего детства — теперь их, в силу постепепенной ликвидации неграмотности населения Индостана, почти не делают, а сами индийцы называли их «масала», как приправу лютую, в которой понамешано всего. В фильмах этих были замешаны и вестерн, и детектив, и мелодрама, и мюзикл, и комедия, и чудеса, и карты сокровищ, и тайны амулетов, и умные звери, и озверевшие люди, и близнецы, про существование которых никто, включая их самих, не знал и все принимали двоих людей за одного, и одиночки, прятавшиеся под многими личинами и выдававшие себя сразу за нескольких людей, и все это на протяжении трех часов крутилось перед глазами детворы в калейдоскопе безостановочного сюжета, где только и успеваешь, что хлопать себя по лбу, таращить глаза, ахать да диву даваться. Сюжет «Багрового пика» беден как церковная мышь, но вот в культурологическом плане он представляет собой как раз такую масалу, остро-пряную мешанину, призванную возбуждать центры удовольствия публики с высшим образованием, в которую в школе и институте напихали кучу ненужных знаний, а такие фильмы (бывают, увы, и книги; даже такой самодостаточный автор, как Кадзуо Исигуро, имел неосторожность вляпаться в навозную кучу «культурологического» детектива с романом «Когда мы были сиротами») как раз и ублажают ту часть памяти, в которой свален весь этот хлам — вот я какой умный, вот не зря я учился, пригодилось.
Багровый пик. Реж. Гильермо дель Торо, 2015
Широкое распространение такой формы массового развлечения в наши дни обусловлено повальным замещением непосредственного жизненного опыта входящим информационным потоком. Символы и метафоры, прежде бывшие необязательной смысловой надстройкой, в таких культурологических аттракционах поменялись местами непосредственно с героями и их поступками: интерес представляют не конкретные люди и их взаимодействия, а битва культур, носителями которых эти люди являются. В «Багровом пике» интерес представляет не «кто убил?», «почему убили?», «успеет или нет?», а занятная дихотомия Конан Дойля и Мэри Шелли, которая, кстати, влечет логику фильма ко вполне бородатым антифеминистским выводам, вызывающим нынче даже какое-то забавное чувство опасливой неловкости за автора, как если б он закурил посреди ресторана. Красная глина, вокруг которой в ленте столько разговоров, что в хорошем детективе она непременно была бы каким-нибудь ключом, или, напротив, способом, убийства, нужна здесь лишь для вульгарного символа коитуса, которым становится замок, давший название картине: пол в холле проседает, сквозь доски хлюпает кровавое глиняное месиво, а из дырявой крыши на него ровной и красивой струей падает белый снег, охлаждая, утихомиривая, успокаивая это хлюпанье. Фильм же в целом — развернутая метафора страхов, переживаний и травматичных для психики ожиданий по поводу потери девственности, в чем самом по себе нет ничего нелепого: тем же самым были такие краеугольные произведения массовой молодежной культуры нашего времени, как многосерийные «Твин Пикс» и «Сумерки». Но их авторы позаботились о том, чтобы долго и продуктивно водить зрителей за нос всевозможными сюжетными заманками и населить экран интригующими героями, ставшими, кстати, по мере демонстрации картин и модными идолами, и иконами стиля, и поведенческими ориентирами своих эпох.
Багровый пик. Реж. Гильермо дель Торо, 2015
Дель Торо не только не возится с сюжетом: он не стал заморачиваться и зажигать новые звезды, а взял актеров мало того что со своими сложившимися легендами, но и взял-то только для того, чтоб они стали знаками этих самых современных кинолегенд, с которыми он и будет играть. Делает он это безжалостно и неуважительно в отношении исполнителей: например, перекрасив Джессику Честейн в брюнетку, он словно показал, как одним мазком убираются все приписываемые ей актерские чары. Но особенно не пожалел он Мию Васиковску; по правде, с ней он обошелся настолько зло, что даже насмешил. Бартоновская Алиса носится по Стране Сексуальных Чудес, насмерть перепуганная, ненакрашенная, в прическе, как у тереховской Миледи перед казнью, но за счет не модильяниевских пропорций этой актрисы и рукавов с плечами-фонариками в виде гигантских бабочек, утыкающихся ей в уши, возникает иллюзия, что у ней вовсе нет шеи. При этом она носится, припадая на одну ногу (ближе к финалу ее героиня свалилась с галереи), а рукой выпутывая то и дело из-под нее подол. Носится она взад-вперед, и довольно долго. Васиковска играет испуг с полной самоотдачей и, совершенно очевидно, постоянно повторяет про себя, какие увечья героини она должна учитывать на бегу, на какую ногу западать, и какую руку подволакивать. Полагаю, на смертном одре Дель Торо утешит и позабавит созерцание на перемотке свидетельства того, в каком клоунском виде он гонял из угла в угол битых десять минут любимую артистку Ван Сента, Джармуша и Кроненберга, пока она вдрызг не запыхалась.
Багровый пик. Реж. Гильермо дель Торо, 2015
Это, кстати, один из редких моментов сочной творческой выдумки в фильме, которые я упомянул в начале статьи. Другой связан с работой осветителя в сценах наутро после первой ночи любви: и на Васиковску, и на Хиддлстона впервые — и единственный раз — за фильм, полный хмури, измороси, запотевших стекол и прочей тухлой влаги, направляют тот особенный косой и насыщенный солнечный свет, что в ясный день так бодрит через час после восхода и волнует за час до заката. Дель Торо посмеивается над путаницей в головах ученых жен, но свято верит в ясность, которую несет в мир здоровая инкорпоральная эякуляция. Не случайно роль адепта Конан Дойля, единственного разумного и логичного человека, который распутает всю эту мешанину и положит конец всеобщим страданьям, играет Чарли Ханнэм, подростком прославившийся в британском сериале «Близкие друзья» (Queer As Folk) именно ролью школьника, который упорно и настойчиво искал потери девственности со взрослым чуваком, всем сердцем надеясь так освободиться от юношеского сумбура и обрести чувство покоя и безопасности. Теперь — красивый и улыбчиво-уверенный в своей полноценности мужчина, Ханнэм в «Пике» провожает суфражистку Васиковску в ее эскападу веселой улыбкой, вальяжно опершись бедром на балюстраду коммерческого здания в Буффало, — чтобы в финале подставить ей свои объятья у ворот злосчастного британского поместья, где она, дура, наученная жизнью, поймет, куда завели ее феминистские бредни. Правильнее всего было бы так же, как он, обойтись и с походом на эту картину: проводить подругу у входа в кино, посидеть два часа в баре, перечитывая столь чтимого героем Ханнэма Конан Дойля (чей Шерлок освободил чердак своего разума от хлама разностороннего университетского образования, к жертвам которого и апеллирует «Пик»), хотя бы те же «Медные буки», где сэр Артур столь эффектно снял морок с дамского готического романа, при этом не поступившись созданием ужасной атмосферы, и спрятанная в ящик комода женская коса из которых в «Пике» превратилась в пять жалких крысиных косичек. После просмотра ни объятия, ни слова утешения вашей подруге не потребуются: этот фильм не в состоянии ни испугать, ни взволновать, ни растрогать, ни причинить какую-либо еще эмоциональную встряску. Скорее всего ей будет просто достаточно взглянуть на чистого, гладкого, ладного, опрятного мужчину, что ждет ее, чтобы с радостью отряхнуть единственное чувство, которое может доставить этот фильм с его хлюпающими кровавыми полами: брезгливости того сорта, что вызвало бы у нас созерцание простыни, на которой накануне чужие люди весьма бурно расстались с девственностью.
Читайте также
-
Молчание вещей — «Пришелец» Ивана Соснина
-
Мой друг Фридрих Эрмлер — «Улыбнись!» Марианны Киреевой
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса