Тимур Бекмамбетов: колизейчик ужасов
СЕАНС – 53/54
В 1959 году, через два года после запуска первого в мире искусственного спутника Земли, на советские экраны вышел фильм «Небо зовет» о том, как бравые советские космонавты спасают непутевых американских, решивших опередить наших в завоевании Марса, но потерпевших неудачу. Спустя три года Роджер Корман и молодой студент лос-анджелесской киношколы Фрэнсис Коппола выпустили в американский прокат «Битву за пределами Солнца» — перемонтированную версию «Неба». Фильм стал короче на тринадцать минут и рассказывал уже не о красных астронавтах, но про суровое постапокалиптическое будущее и борьбу последних представителей человечества друг с другом. Составление новых узоров из калейдоскопа коммунистической романтики пришлось Корману по душе: в том же 1962 году он приобрел права на «Планету бурь», которая после досъемки и перемонтажа обернулась «Путешествием на доисторическую планету».
После распада Союза Корман несколько раз приезжал в Россию и даже спродюсировал две картины на «Мосфильме» («Симфония ужасов» и «Крысиные похороны по Брэму Стокеру»), а в 2001 году на ММКФ состоялась большая премьера фильма «Гладиатрикс» (или «Арена»). Замысел фильма родился у Кормана после успеха «Гладиатора» Ридли Скотта. Посмотрев богатый студийный пеплум, король драйв-инов позвонил в Москву Сергею Ливневу и предложил сделать малобюджетный ремейк спродюсированной им же в 1974 году «Арены» Джо Д’Амато. Режиссером, вероятно, без особых сомнений был выбран Тимур Бекмамбетов, успешно ставивший «историческую» рекламу банка «Империал» в непростых условиях нарождающегося российского капитализма.
От сотен спродюсированных Корманом фильмов «Гладиатрикс» отличается разительно
«Гладиатрикс» (для удобства будем называть ремейк этим именем), снятый на минимальные деньги под Петербургом, впрочем, оказался совершенно другой картиной, нежели развеселая вампука Джо Д’Амато, звездой которой была Пэм Гриер (позднее — тарантиновская Джеки Браун), попавшая на главную роль в фильм о закате Римской империи, скорее, из-за парадоксальности чувства юмора Кормана. Лицами нового проекта в пандан стали плейбоевские модели Карен Макдугал и Лиза Дерган, остальные роли сыграли (хотя и на английском) преимущественно российские актеры, включая будущий талисман Бекмамбетова Виктора Вержбицкого, сыгравшего Тимаркуса — римского полководца, который, обезумев от тоски по кровопролитию, выпускает на арену деревянного колизея вооруженных рабынь.
В «постдозоровских» интервью Бекмамбетов редко говорит об этой картине, но неизменно упоминает рядом своего кумира Джеймса Кэмерона — и Кормана, мастера, преподавшего каждому из своих питомцев «урок детской радости от создания кино». Позднее Бекмамбетов, как и каждый из «корманоидов», пошел своей дорогой, но он единственный в этом ряду был пришельцем из принципиально иной (хотя и близкой самому учителю, как мы знаем) кинематографической традиции. И первым опытом прививки изобретательного голливудского трэша советскому идеалистическому кино стал именно «Гладиатрикс».
Если бы не кормановская школа вынужденной изобретательности, мы бы наверняка не увидели ни гонки по вертикали гостиницы «Космос», ни «прощальной пули» в «Особо опасен»
От сотен спродюсированных Корманом фильмов «Гладиатрикс» отличается разительно. Любимого Корманом сплава смешного и ужасного здесь почти нет, фильм серьезнее, и кровь здесь больше похожа на настоящую. Режиссер, дав в первых кадрах скверную компьютерную панораму окраинного римского Дорострума, без предупреждения взбивает ядовито-желтый песок арены, на которой (пока еще) мужчины нещадно рубят друг друга в гуляш. Этот эпизод снят почти по-триеровски (и задолго до Пола Гринграсса) нервной камерой, заставляющей моментально забыть про дешевые светофильтры. Дальше — больше: вместо того чтобы сосредоточиться на формах подневольных вакханок, Бекмамбетов тщательно выписывает злодея Тимаркуса (как позднее Завулона или Слоуна), внимательно прослеживая историю частного безумия, чтобы победа над ним в финале выглядела максимально убедительной.
«Ёлки» — дерево скреп
Очевидно, что именно в кормановском «маленьком колизейчике ужасов» Бекмамбетов, который всегда хотел не крови, но «говорить о добром и светлом», научился минимальными средствами добиваться того художественного правдоподобия, которое оказывается выше эфемерного понятия вкуса. Недостаток декораций (фильм снят примерно в трех с половиной локациях) и дорогих баталий здесь заменен динамичным мельканием крупных планов, эпическую историю победы над воплощенным страхом (интересовавшую режиссера явно больше полуголых героинь) Бекмамбетов местами рассказывает с помощью одних гримас (почти на грани с Болливудом), резкого монтажа и неожиданных деталей вроде остановки коня за копыта. Если бы не кормановская школа вынужденной изобретательности, мы бы наверняка не увидели ни гонки по вертикали гостиницы «Космос», ни «прощальной пули» в «Особо опасен». А главное — мировое кино никогда бы не получило добродушного трикстера, умеющего вытащить национальную идею из подросткового фэнтези, плутовскую драму — из советской классики, а американцев заставившего рукоплескать фильму о том, что всерьез хотеть быть героем комиксов — не только опасно, но и глупо.
