Памяти Николая Досталя — «Облако-рай» 34 года спустя
Год назад ушел из жизни замечательный режиссер Николай Досталь. О ключевой его работе — «Облако-рай» — и режиссерских открытиях этого фильма рассказывает другой режиссер Владимир Алеников.
Прошел ровно год со дня смерти замечательного режиссера и прекрасного человека Николая Досталя. Не могу сказать, что мы дружили. Пожалуй, если собрать вместе все немногие моменты нашего общения, получится максимум пара дней. Но относились мы друг к другу с симпатией, искренно радовались этим редким встречам. Коля высоко ценил мои давние работы — мой первый короткий фильм «Сад» и мюзикл «Биндюжник и Король», — я же с абсолютным восхищением принял его картину «Облако-рай», которую считаю настоящим шедевром, возможно лучшим фильмом отечественного кино за последние десятилетия. Об этом фильме я и хочу сегодня поговорить поподробней.
Небольшой по размеру фильм (76 минут) «Облако-рай» вышел в 1990 году, привлек всеобщее внимание, получил немало наград, включая «Серебряного леопарда» в Локарно, стал своеобразным символом перестроечного кино. Но сегодня фильм мало кто помнит. А между тем картина эта заслуживает самого серьезного к себе отношения, ибо содержит немало восхитительных кинематографических открытий. В этом фильме, как говорится, все звезды сошлись: тут и прелестный сценарий Георгия Николаева, и блистательные актерские работы, и чудесная музыка Александра Гольдштейна, но самое главное — удивительная режиссура Досталя. Попробуем в ней разобраться.
Парень в кепке обращается к звездочке в темном небе, пытаясь понять, не зря ли он живет на свете
Картина открывается своеобразным прологом. Где-то на деревянной лестнице пристроился парень в кепке и с гитарой, который хрипловатым гортанным голосом поет доморощенную песню «Звездочка моя». И о парне, и о песнях его надо сказать особо. Это дебют в кино Андрея Жигалова, по профессии клоуна, и клоуна блестящего. Но мы знаем, что из клоунов порой выходят потрясающие драматические артисты. Так случилось с великим Чарли Чаплиным, так случилось с великим русским клоуном и артистом Юрием Никулиным. Для меня Жигалов в этой же плеяде. Он обладает поразительной органикой на экране и невероятной харизмой. Огромное упущение нашего кинематографа, что он не стал суперзвездой, для этого были все основания. Досталь (насколько я знаю, посоветовала ему Жигалова актриса Алла Клюка) открыл не просто нового персонажа, с которым не случайно снял сиквел своего фильма спустя пятнадцать лет («Коля-перекати поле»), но настоящее явление для кино. Он как подлинный режиссер тут же понял, что парня надо использовать по максимуму.
Жигалов оказался не просто превосходным артистом, но и талантливым музыкантом, он сочинял и продолжает сочинять и петь свои песни. Ни сами эти песни, ни их исполнение не похожи ни на какие другие когда-либо звучавшие в кино. Я бы сравнил их с картинами Пиросмани, примитивизм которых подчеркивает их очарование. Досталь наверняка был покорен этими песнями и не просто ввел их в картину, а еще и позаимствовал название для своего фильма у одной из них. Мне представляется, что точнее и лучше нельзя было придумать. Песня «Облако-рай» в жигаловском исполнении задает идеальный камертон повествованию, выводит придуманную Николаевым притчу на уровень пронзительный, трепетный. Именно такие неожиданные решения и создают настоящие произведения искусства. К слову, когда у меня во время работы над картиной «Война Принцессы» возникла потребность в песнях, я вспомнил о Жигалове. До этого я, как правило, все тексты песен для своих фильмов и спектаклей писал сам, будучи профессиональным поэтом-переводчиком. Но тут для меня было очевидно, что с такой обаятельной неправильностью, (я бы даже сказал корявостью!), и непосредственностью я написать не смогу. Так что я разыскал Андрея, и он записал для моей картины три песни — «По небу лечу», «Неба небесная принцесса», «Ты и я», за что я ему несказанно благодарен.
Но вернемся, однако, к «Облако-рай». Парень в кепке обращается к звездочке в темном небе, пытаясь понять, не зря ли он живет на свете. Камера под эту песню начинает панорамировать над безрадостными окрестностями поселка городского типа, застроенного стандартными многоквартирными домами. Когда песня заканчивается, музыкальную тему аккуратно подхватывает композитор, панорама над поселком продолжается, и таким образом режиссер приводит нас к главному месту действия — мы видим крышу дома, где обитает герой. Здесь начинается первый трюк Досталя — героя он нам не показывает, но мы слышим гулкий стук его ботинок, он явно идет вниз по лестнице, камера Юрия Невского параллельно и неспешно спускается по стене дома к подъезду, и вот наконец интрига, придуманная режиссером, заканчивается, и герой выходит на улицу. Это все тот же парень в кепке (на этот раз просто в майке, пиджак держит в руке), с удовольствием оглядывающий окрестности. На мой взгляд, превосходный способ представить героя.
Досталь, впрочем, на этом не останавливается, ему теперь надо познакомить нас с характером главного персонажа, и камера следует за Жигаловым дальше, к сидящим на скамейке старушкам, с которыми он и пытается вести философский разговор о погоде и возможном дожде. Сцена небольшая, но изумительно точная. Старушки эти, сидящие на лавочке у подъезда, знакомы нам с детства, они сидят таким образом по всей стране — и на севере, и на юге. В отличие от одетого в майку героя они закутаны с ног до головы, поскольку сидят тут скорей всего с раннего рассвета, когда солнце еще не вышло. На жигаловские философствования бабушки никак не реагируют, только слушают, и он вскоре устает от собственного монолога, так как общение не складывается. Ищет взглядом, за кого бы ему зацепиться, и тут же находит — видит некоего Васильича, который скрывается за углом, и устремляется за ним. Представление героя закончено, теперь мы можем начать испытывать подлинное удовольствие от его поведения, так как оно предсказуемо, мы его угадываем.
Жизнь у них, как у многих чеховских персонажей, неразрывно связана со скукой
Следующая сцена совместного прохода по всяким барачным закоулкам Василича, идущего по каким-то делам, и Жигалова (будем так называть этого пока безымянного персонажа), у которого никаких дел нет (ведь воскресенье же!), прелестна как своей точностью, так и абсурдностью. Подобные проходы героя (или героини) — это пластическое решение образа, зачастую визуально рассказывающее о персонаже куда больше чем вербально. Один из блистательных классических примеров в мировом кино — знаменитый проход по улице Софи Лорен в фильме «Брак по-итальянски» Витторио Де Сика. За тридцать секунд прохода мы узнаем о характере ее героини почти все.
Экспозиция фильма продолжается. Расставшись с Василичем, Жигалов не знает куда себя деть. Он бесцельно шатается по двору, болтается на турнике, лезет на фонарный столб, свистит там кому-то, играет в мяч и в конце концов возвращается к безмолвным старушкам у подъезда, продолжая прерванную беседу о возможном дожде. Все эти миниатюрки вносят дополнительные краски в общую палитру существования героя, к которому постепенно начинаешь испытывать искреннее сочувствие, так как очевидно, что он одинок и абсолютно никому не нужен. Режиссер, умело нанося эти краски, создает по-своему трогательного, чаплинского и в то же время совершенно оригинального персонажа.
Новый режиссерский гэг, окончательно влюбляющий нас в героя Жигалова, поражает и простотой, и находчивостью. Кто-то в доме разливается соловьем, исполняя на весь двор алябьевского «Соловья». Жигалов подходит поближе, дурным голосом подхватывает песню, заканчивая ее призывным свистом. Это еще одна новая краска в характере героя, он оказывается не просто простодушен, как нам представлялось до сих пор, но еще и артистичен, и способен на иронию. Образ становится объемнее и интереснее.
Сцена, однако, на этом не прекращается. Из подъезда, прерывая свист, выходит дама в шляпке, в пальто, надетом поверх ситцевого платья (колоритная Анна Овсянникова!), и в перчатках, оказывающаяся мамой пассии героя — Натальи. После очередного бессмысленного разговора о возможном дожде Жигалов выясняет, что Наталья дома и получает строгое предупреждение не соваться к ней. Он пока и не суется, идет в гости к своим друзьям, живущим в том же подъезде Федору и его жене Вале. Маленькая сцена как Валя (блестящая работа Ирины Розановой!) открывает ему дверь, после короткого диалога впускает внутрь, а потом, когда Жигалов проходит, аккуратно поправляет лежащий у двери коврик, очаровательна тем, что герои практически почти ничего не произносят, работают здесь в основном безмолвные паузы, а слова, которые они говорят, не несут в себе никакого особого смысла: — Уже? — Уже. — А Федор дома? — Дома. Проходи раз пришел.
Теперь, на пятнадцатой минуте фильма, мы оказываемся в интерьере — в стандартной квартире, где живут друзья героя, с которыми идет все та же бесконечная беседа о возможном дожде. Тут наконец выясняется, что героя зовут Коля. А его другу Феде (замечательный Сергей Баталов!) оказывается глубоко безразличны возможные погодные перемены. Он вообще, равно как и Валя, находится в некоей прострации. Жизнь у них, как у многих чеховских персонажей, неразрывно связана со скукой и какими-то полубессмысленными делами типа перевешивания тулупа для его проветривания. Скуку эту режиссер находчиво оттеняет очередной исполняемой по радио арией, в результате чего аморфная по сути сцена обретает необходимую подспудную упругость. Без этой арии было бы куда беднее. Ария заканчивается именно там где надо, чтобы в тишине прозвучала важнейшая для дальнейшей истории реплика — в ответ на вопрос скучающей Вали, не может ли Коля сообщить что-нибудь новенькое, тот неожиданно для самого себя брякает, что уезжает. А дальше больше: Колю явно несет, он начинает на наших глазах фантазировать, уезжает он далеко, на Дальний Восток, туда его зовет школьный друг, который стал большим начальником, там он будет работать по снабжению и пришел по сути сообщить об этом, попрощаться. Эта сцена искусно выстроена по нарастающей, и она полностью меняет все неспешное движение фильма, которые мы наблюдали до этого.
Подобная тонкая балансировка между комедией и драмой доступна только истинному мастеру
После этого важнейшего события Коля снова выходит на улицу, теперь рядом с ним неизменно присутствует внезапно оживший Федя, в глазах которого появился радостный блеск. Феде не терпится сообщить новость все тем же сидящим на лавочке старушкам, а заодно и маме Натальи, которая тут же, не вникая в суть новости, с кулаками набрасывается на Колю. И теперь Коля уже от отчаяния, пытаясь вырваться, кричит о своем скором отъезде. Разгневанная мама неведомой пока Натальи удаляется, отправив Колю скатертью дорожкой, а режиссер выводит картину на новый уровень.
Снова на весь двор разливается очередная, исполняемая по радио оперная ария, и из подъезда появляется замечательно преображенная розановская Валя, в нарядном платье, длинных бусах и сложносочиненной прической на голове. Федя и Коля потрясены. А Досталь добавляет еще один виртуозный маленький гэг. Героиня Розановой, чуть косолапя, идет по песочному двору, и один каблук у нее подворачивается, она чуть не падает. Торжественность момента пропадает, и Федор закономерно интересуется чего ради его благоверная так вырядилась. Неважно, что она ответит, понятно, что у нее теперь праздник, в жизни происходит большое событие. Коля, отбиваясь от ее настойчивых вопросов, вынужден подтвердить, что уедет вечером, последним автобусом. Прошло полчаса от начала фильма, и все начинает стремительно развиваться. К компании присоединяется мужик Филомеев, возвращающийся после купания (яркая роль Владимира Толоконникова!), другие персонажи. Федор с удовольствием командует парадом, то бишь проводами, которые уже официально объявлены. Он уходит с Колей в дом, оставив нарядившуюся Валю дефилировать по двору.
Следующая интерьерная сцена, это блистательное появление в комнате Коли соседа Макарыча (Лев Борисов). Эпизод построен на крупных планах Макарыча, который по сути заполняет собой весь экран, что собственно и является единственным правильным решением этой сцены. Макарыч гордится тем, что это он когда-то посоветовал Коле уехать. В конце сцены режиссер снова возвращается к общим планам. Уходя из комнаты, Макарыч походя выклянчивает у Коли в подарок эспандер. А Федор, обнаружив, что у Коли нет даже чемодана, все больше загораясь, решает эту проблему, призвав снизу, со двора, Филомеева. Филомеев, широкой души человек, отдает Коле свой чемодан, поскольку «человек без чемодана как дерево».
На 37-ой минуте Досталь ставит несколько нервозный музыкальный акцент, знаменующий переход картины на следующую ступень. С камерными сценами на время закончено. В комнату к Коле набивается целая компания провожающих. И когда Коля, смущаясь, замечает, что ему и угостить-то их нечем, все тут же сбрасываются, и начинаются настоящие проводы, то бишь гулянка. Режиссер переодевает Колю в чистую рубашку, рассаживает всех за импровизированным столом и, пока Валя собирает Коле чемодан, все во главе с Филомеевым дружно поют под аккомпанемент аккордеона знаменитую песню «По долинам, и по взгорьям». Песня эта, как известно, дальневосточных партизан. Дивизия шла вперед, «чтобы с боем взять Приморье». А Коля наш уезжает как раз на Дальний Восток. Какую же еще песню петь ему на прощанье?! Безупречный режиссерский выстрел в самое яблочко.
Событие следует за событием. Напряжение нарастает. Федор диктует Коле заявление об увольнении с работы по собственному желанию. Валя набила и с трудом закрыла Колин чемодан. Кто-то уже примеряется к платяному шкафу, явно намереваясь им завладеть. А Федор, с вожделением рассматривая глобус, пытается соизмерить расстояние, на котором скоро будет находиться Коля, и с пафосом произносит тост «За масштаб!». Все выпивают. Сцена разыграна на прекрасных, «вкусных» крупных планах. Идет 43-я минута фильма, он слегка перевалил за середину. Теперь от Коли требуется ответный спич. Он встает, готовясь к нему, и тут наконец звучит не просто музыкальный акцент, а целая музыкальная длинная фраза, поскольку за спиной у него появляется Наталья, услышавшая об отъезде ухажера. По знаку Вали все деликатно (и не очень!) покидают комнату, оставляя их вдвоем.
Алла Клюка, играющая Наталью, — идеальное попадание в эту роль. Она ухитряется на полутонах сыграть всю драму, зреющую в душе ее персонажа. Режиссер находит очень точную выразительную мизансцену, усадив Наталью в кресло, а Колю поставив перед ней в неудобной позиции оправдывающегося ученика. Но ненадолго. Мизансцена меняется, теперь Коля неловко садится рядом, на стул, поджав под себя руки. Но и это длится буквально секунды, он пытается поцеловать Наталью, падает, и именно в этот момент (лучше и быть не может!) соседка приходит с помощниками (это превосходно придуманные близнецы!) забирать шкаф.
Разве не так бывает в реальной жизни, когда важные для нас и близкие к осуществлению надежды из-за какой-то нелепой случайности рассыпаются в прах?
Далее следует драматическое объяснение героев, которые крайне неумело пытаются найти какие-то подходящие слова. Их обоих жалко. Но Досталь не дает нам особо расстраиваться и сосредотачиваться на мелодраме, он одним махом снимает весь пафос сцены, так как в самый разгар объяснения Колю бьет по лбу дверь, распахнутая соседским мальчишкой, пришедшим за обещанной книжкой. Подобная тонкая балансировка между комедией и драмой доступна только истинному мастеру, у любого другого такие попытки превращаются в неуклюжие сцены, от которых не испытываешь ничего кроме неловкости. Для дальнейшего (и главного!) объяснения наш режиссер находит изумительное решение. Коля стоит у стенки, за спиной у Натальи. А она закидывает голову на спинку кресла и смотрит на него снизу вверх, наоборот. Сцена быстро развивается, доходит почти до кульминации, но Досталь опять не дает нам ее пережить, именно в этот драматический момент снова приходят близнецы, выносят стулья, а заодно и кресло из-под Натальи. Выдернутое из-под нее кресло превращается в красочную метафору. Наталье ничего не остается как зарыдать, она мчится к двери, но тут снова блестящий гэг — ее сбивает с ног ворвавшаяся мама. После очередного бурного объяснения и признания Коли, что он никуда уезжать не хочет (вновь прерванного в самый яркий момент пришедшими на этот раз за столом близнецами!), мама с Натальей уходят, и Коля, понимающий, что он сам себя окончательно загнал в ловушку, наконец, остается один.
Здесь наш режиссер прерывает историю Коли и дает нам возможность немного расслабиться, демонстрируя «сладкую парочку» — Федора и Валю, сидящих на ступеньках все той же деревянной лестницы. Федор с наслаждением рассматривает глобус, отправляя свою накрашенную и разодетую жену то в одно место, то в другое, и всякий раз приходит в восторг от того, что она не сможет оттуда выбраться. Валя не выдерживает и уходит. Казалось бы драматургически необязательная сцена на самом деле несет на себе безусловную смысловую и метафорическую нагрузку и к тому же возникает как передышка в очень правильно выбранном месте — на 52-ой минуте картины.
Далее следует одна из самых лучших и трогательных сцен в фильме. Коля одиноко лежит на кровати, слушает как по радио рассказывают о глобусе, который крутится у нас под ногами, его кровать сама начинает неспешно крутиться, а Коля берет в руки гитару, перебирая струны, в то время как камера панорамирует по стене и неожиданно уходит в небо, к которому примыкает эта самая стена.
Но эта поэтическая образная сцена и Колины одинокие размышления прерываются настойчивым стуком в дверь, за которой толпятся друзья и соседи. Коля не отзывается, и тогда на помощь призывают Наталью. Приходит Наталья, и Коля уже готовится открыть ей дверь, но Досталь, как обычно, в самый кульминационный момент прерывает эту эмоциональную сцену, не давая ей свершиться, а, используя эксцентрику, изящно превращает ее в неловкость. В это самое время Федя, подставив табурет, пытается заглянуть в стекло над дверью, однако с грохотом падает оттуда. Испуганная и раздосадованная Наталья убегает, так ничего и не сказав. Разве не так бывает в реальной жизни, когда важные для нас и близкие к осуществлению надежды из-за какой-то нелепой случайности рассыпаются в прах?!..
Такая нелепая судьба, такая дурацкая жизнь
Коля тщетно пытается забаррикадироваться от навязчивых друзей в своей комнате. Вездесущий Филомеев приносит ключ, и вся толпа опять вламывается в комнату, лицезрея безрадостно лежащего на кровати Колю, который, по его словам, прилег отдохнуть перед отъездом. Соседи выносят остатки мебели. В конце концов Коля, Федя и Валя остаются втроем. Коля пытается что-то сказать, но слова не складываются во что-то осмысленное, и он тогда поет свою коронную «Облако-рай». Валя не в силах сдержать слез. Песня и правда замечательная, недаром Досталь ее выбрал лейтмотивом своей картины. Коля делает последнюю попытку остаться, но она обречена. Все уже решено. Приходит Макарыч с человеком, которому он уже ухитрился сдать Колину комнату.
Картина неуклонно катится к финалу. Толпа под песню «Только раз бывает в жизни встреча…» провожает Колю, спускаясь вниз к остановке по кривой земляной улице. Песня и сцена продолжаются, хотя место действия меняется. Режиссер выбрал замечательную локацию для ее продолжения — деревянный мост, соединяющий поселок с его многоэтажками с какой-то промышленной зоной, где предполагается автобусная остановка. Толпа, окружающая безучастного Колю, шествуя по этому мосту, как бы переходит Рубикон, отрываясь от унылой реальности своего существования. Но и здесь ни песня, ни сцена не заканчиваются, песня становится все более яростной, потом сменяется на песню «А нам все равно!», и тут поющая Валя не выдерживает, пускается в пляс, а за ней Федор и остальные. Коля пытается незаметно отстать, но они подхватывают его под руки и увлекают вперед. Сцена заканчивается кадром столбика с километражом. На нем с одной стороны 1100 км, с другой 870. Видимо, именно на таком расстоянии находится поселок, где живут наши герои, от всего остального мира.
Самое главное в любом фильме это финал. Именно он делает картину. Финал в «Облако-рай» потрясающий. Пока все ждут автобуса, к остановке прибегает Наталья, чтобы наконец сказать Коле важные слова. Но она и тут их не говорит, не находит этих слов. Зато Коля пытается в последний раз остановить надвигающуюся на него катастрофу, выкрикнуть всю правду, что никто его никуда не звал, что никакого друга у него на Дальнем Востоке нет. Но уже поздно, Наталья не может принять эту правду. К тому же приходит автобус, и Колю радостно запихивают в него. Наталья вырывается из рук матери, подбегает в последний момент к автобусу и просит Колю писать ей, она будет его ждать. Здесь фильм достигает подлинного высокого драматизма. Автобус уезжает, Коля с полными слез глазами растерянно смотрит то вперед, в непонятно куда уходящую дорогу, то назад, где остались все его друзья и знакомые. В какой-то момент ему мнится, что все они сидят здесь же, в автобусе, но на самом деле автобус пуст, он один на весь салон, едет неизвестно куда и неизвестно зачем. Такая нелепая судьба, такая дурацкая жизнь.
И снова, пока за автобусом мчится на велосипеде соседский мальчик, звучит за кадром пронзительная жигаловская песня «Облако-рай», звучит до тех пор, пока мальчик не отстает и не поворачивает назад. А там, где автобусная остановка, уже никого нет. Пустота.
Я как мог попытался пересказать и прокомментировать эту замечательную картину. Но, разумеется, самое лучшее что можно теперь сделать — это взять и посмотреть ее. Искренне завидую тем, кто будет смотреть этот фильм впервые.
Читайте также
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике
-
Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи
-
Опять окно — Об одной экранной метафоре
-
Территория свободы — Польша советского человека
-
Ничего лишнего — Роджер Эберт о «Самурае» Мельвиля