Чехов плюс минус икс
Опытные историки говорят, что любой источник, даже самый тенденциозный и лукавый, обязательно содержит некоторые осколки реальных фактов Если повнимательнее прочесть его, эти факты выявляются, а сам источник, ничего не подозревая, «проговаривается». Экранизация всегда побуждает к применению этой изощренной формы историковедческого психоанализа, к поиску причины сценарного лукавства и к попытке узреть сквозь грубый рассудочный костяк режиссерской трактовки трепетные глубины читательского подсознания.
В основу фильма «Колечко золотое, букет из алых роз» положена небольшая чеховская повесть «В овраге». Повесть очень сдержанная: в меру справедливости, в меру беспросветности, в меру уголовщины. Сдобрено «идейным» персонажем из епархии Достоевского — сниженным, жалковатым, если и Карамазовым, то не Иваном, а так — Иванушкой-дурачком. Женский демонизм, минуя романтические мотивации Мценского уезда, укореняется за прилавком, в гроссбухе и ограничивается чисто экономическими интересами. Заря века склоняет бытописателя к простоте без обобщений: невестка прибирает к рукам имущество свекра (благо, муж глухонемой и в делах не сведущ); брат мужа, ненадолго приехав из города и женившись на молодой крестьянке, вскоре садится в тюрьму за фальшивомонетничество и оставляет жену и новорожденного сына на произвол домашних злая невестка насмерть обваривает ребенка кипятком за то, что ему отписана интересующая ее недвижимость. Никакой метафизики Сугубо рыночные отношения. Несколько выделяется молодая супруга фальшивомонетчика Липа, но горе из всякого сотворит философа или просто христианина, Киноверсия повести заметно укрупняет ее и возводит в ранг серьезного психологического романа, масштабной семейной хроники. Глухонемой и, соответственно, тихий Степан превращается в Смердякова или Раскольникова — глухота вполне заменила падучую — с бешеным блеском глаз, с тайной ревностью, правдолюбием и страстью. Вопреки первоисточнику, в фильме глухонемой говорит — говорит сбивчивой заикающейся заумью юродивого и, что уж совсем любопытно, осеняет свой угол насупленными бровями брата по несчастью — портретом Бетховена. Стоит ли добавлять, что Степан, которому Чехов посвящает одно-единственное предложение в повести, в «Колечке…» завязывает любовную интригу со своей покинутой невесткой и посвящает ей стихи в духе капитана Лебядкина. В дальнейшем, как следствие проявленной воли и самолюбия, он не остается прозябать под каблуком оборотливой супруги, а погибает, пытаясь отомстить ей. Таков один из братьев — порождение межстрочных грез режиссера-читателя, не признающего завоеванное декадансом право человеческой особи на роль статиста, возможность быть маленьким человеком не только в жизни, но и в иерархии персонажей, слыть не подпольным Наполеоном, а одной из немых теней, имя которым — легион. Во втором брате — Анисиме — некоторые задатки человека идеи присутствовали изначально Этот Иванушка Карамазов, эпигон со скромной идейкой собственной денежной эмиссии, пришелся как нельзя ко двору. Даже Чехова переписывать не пришлось.
В целом же создается впечатление, что коллективным букварем сьемочной группы (за вычетом актеров, чья работа ставит в тупик добросовестной буквальностью) было собрание сочинений Достоевского, который, как известно, бессмертен. То, что создатели фильма так ярко «проговорились», снимая Чехова, не мудрено. Федор Михайлович Достоевский вот уже более ста лет остается самым модным писателем среди своих соотечественников. Про Чехова тоже рассказывают, что он ничего себе, что его читают на Западе (хотя что они там в переводе понимают про «ейной мордой мне в харю тыкать», но тихий земский доктор без каторги, карточных долгов и эпилепсии еще не скоро завоюет наши сердца.
Читайте также
-
Школа: «Хей, бро!» — Как не сорваться с парапета моста
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
Кино снятое, неснятое, нарисованное — О художнике Семене Манделе
-
Высшие формы — «Непал» Марии Гавриленко
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Нейромельес