«Белые Столбы»-2019: Антикварное пианино
«Пять легких пьес». Реж. Боб Рейфелсон. 1970
Вроде бы никаких особенных архивных находок. Пара проверенных временем шедевров, что-то основательно забытое, несколько документалок, немая комедия, два выпуска киножурнала «Фитиль», современная короткометражка про тапёра, да мультфильм про зайчика — эта фестивальная программа больше напоминает невесту на английской деревенской свадьбе: что-то старое, что-то новое, что-то чужое, что-то голубое. Впору удивлённо пожать плечами: да, это мило, остроумно, но ведь и как-то совершенно необязательно. Не такого ожидаешь после годичного перерыва в работе фестиваля «Белые Столбы». Хотелось бы, чтобы каждый фильм был «Обломком империи», а тут какое-то «Советское искусство, выпуск 35».
Впрочем, подобный взгляд будет глубоко неверным. Это на обычных киносмотрах можно сосредоточиться на эстетических достоинствах и недостатках просмотренных картин. История принимает всё. И хотя разница между шедевром и второстепенной работой сохраняется спустя годы, значимость обоих не является константной.
В конце концов, время делит все произведения только на две категории: вещи сохранившиеся и вещи исчезнувшие. Не целая статуя — но обломок. Рука, фрагмент ноги, торс или голова. Не здание, но несколько камней фундамента и остатки половых досок. То же с кино: плёнки, лишённые фонограммы, отдельные кадры, обрывки сцен, порой лишь отдаленно намекающие на возможность целого. От зрителя требуются терпение и внимание к деталям, без которых невозможно оценить красоту части.
Подобно тому, как отдельный фрагмент фильма хранит в себе воспоминание о некогда существовавшем произведении, случайные осколки разных традиций, отобранные по любому формальному признаку, воспроизводят макет всей истории кино. И в этом отношении идея показать фильмы, важную роль в которых играют пианино и пианисты — выглядит более чем оправданной. Пианино, рояль, пианола — наряду с поездом, эти инструменты среди наиболее киногеничных вещей на свете. Они заставляют нас вспомнить о музыкальном сопровождении немых фильмов (как там у Мандельштама? «Разлука. Бешеные звуки // Затравленного фортепьяно»). Они, наконец, одним своим появлением в фильме ставят вопрос о звуке.
«Руки Орлака». Реж. Роберт Вине. 1924
Вот немые «Руки Орлака» — не лучшая картина экспрессиониста Роберта Вине. В кадре комната главного героя, большое, чуть не пустое пространство. Мебели почти нет, а та, что есть, художественно расставлена у стен. Скорее декорация к балетной сценке. В центре пространства выразительно двигается Конрад Фейдт. Его герою пересадили кожу с рук самоубийцы (так в показанной на фестивале советской копии) и теперь он медленно сходит с ума (как некогда говорила Лиза Симпсон, «людей в прошлом было гораздо легче напугать»). Да простят меня поклонники «Кабинета доктора Калигари», но фильмы Вине сейчас кажутся скорее выразительными, чем хорошими. Его кадры красивы, но пустоваты. И достаточно сравнить его с Любичем, Пабстом или Мурнау, чтобы убедиться, насколько это блекло.
Однако стоит посмотреть на «Руки Орлака» как на часть более общей традиции, и любое ворчание по поводу фильма оказывается неуместным. Многие сцены заставляют говорить об ином понимании природы кино. Перед нами фильм, ищущий себя в выразительности движений, и в некоторые моменты он превращается в отточенную хореографическую композицию.
Орлак пианист, но он не может играть, поскольку попадает в аварию и перестает доверять собственным рукам. Он не может играть ещё и потому, что мир его принципиально лишён звука. Музыка, которую слышат зрители, принадлежит Филиппу Чельцову, молодому музыканту, кинолюбителю и превосходному тапёру, который уже несколько лет своей игрой сопровождает госфильмофондовские показы немых картин. Программа «Пианино и пианисты» подчеркивает его присутствие на сеансе, привлекая внимание к этому искусству. «Руки Орлака» тем самым получают первый комментарий в фестивальном каталоге, а второй — на месте, в момент киносеанса.
«Обесчещенная». Реж. Джозеф фон Штернберг. 1931 © Из коллекции Госфильмофонда
Приходит звук. И вот героиня Марлен Дитрих извлекает нечеловеческие звуки из своего пианино в «Обесчещенной» Джозефа фон Штернберга. Австрийская разведчица, она зашифровала в музыке секретные сведения о расположении русских войск. Как и «Руки Орлака», «Обесчещенная» не является шедевром. Она уступает «Шанхайскому экспрессу» или «Марокко» и, за исключением пары сцен, скорее способна нагнать сон на современного зрителя. Но нас не интересует «качество». Связь роковой красавицы и фортепиано не случайна, звуки этого инструмента свидетельствуют о сильной страсти — в XIX столетии полагали, что подобная музыка действует на женщин подобно гашишу (крепче уже только верховая езда).
«Музыкальная шкатулка». Реж. Джеймс Пэрротт. 1932
Другая ипостась инструмента и другая грань традиции — «Музыкальная шкатулка» с Лорелом и Харди в ролях грузчиков. Здесь пианино (собственно, груз) — самостоятельный персонаж, надо заметить, довольно зловредный, который будет досаждать героям по всем правилам буффонады. Оно не только сбегает от нерадивых грузчиков, но и не отказывает себе в садистском удовольствии лишний раз упасть им на спины.
Тоже живой, хотя куда более дружелюбный инструмент действует в «Разбойничьей симфонии» Фридриха Фейера — довольно необычной британской картине 30-х. Грэм Грин, писавший рецензию на «Разбойничью симфонию», назвал её лучшим британским фильмом года, отметив, что лента вышла «суетливой, легкомысленной, забавной, скучной, жалкой, лиричной и гротескной» — подобное описание довольно верно передают странную смесь снов, фантазий и приключений, что разворачивается перед зрителями на экране.
«Разбойничья симфония». Реж. Фридрих Фейер. 1936
На экране некая волшебная страна. Семья артистов — дедушка, мама, мальчик, осел, пес и инструмент (в данном случае это пианола) — противостоит банде разбойников. Те спрятали в пианоле деньги, украденные у скупой гадалки. Дедушка потерялся, маму сажают в темницу, а мальчик вместе с пианолой, ослом и псом путешествует по горам и долинам. Не самая совершенная картина, «Разбойничья симфония» относится к наиболее поэтическим проявлениям кинематографа 30-х. Вот зловещие разбойники-музыканты бегут по заснеженным горам. Их неестественные фигуры одновременно комичны и страшны. Из-за дерева выглядывает разбойница-цыганка, а по дорогам разъезжает огромная бочка, в которой сидит неуловимый «Чёрный Дьявол» — глава всей шайки. У бочки есть маленькие окошки, больше напоминающие злые глаза. Она тоже является героем этого странного мира. Мир «Разбойничьей симфонии» — это мир снов. Странность происходящего подчеркивается почти полным отсутствием в картине естественных звуков. Фильм снят по заранее записанной фонограмме — странный эксперимент эпохи, когда звук уже появился, но чем-то самим собой разумеющимся ещё не стал.
Потом — документальные ленты с великими и не очень исполнителями, а также польки, вальсы и концерты — дань музыке, но также и отпечаток исторических эпох. Светловолосые арийские дети, наблюдающие за устройством фортепиано в Германии конца 30-х, сменяются молодыми парнями из Будапешта 60-х (короткометражка Иштвана Сабо «Концерт»), затем — рабочими Московского деревообделочного комбината № 3, которые выпускают некачественные пианино. К счастью, спасибо бдительности киножурнала «Фитиль», ситуация оказывается всесторонне освещена и исправлена в лучшую сторону, о чем свидетельствует уже новый выпуск «Фитиля».
«Осенняя соната». Реж. Ингмар Бергман. 1978
Семидесятые приходят вместе с «Пятью лёгкими пьесами» Боба Рейфелсона, в которых герой, бывший пианист, пытается убежать не то от прошлого, не то от себя. Дальше — «Осенняя соната» Бергмана. Здесь все жертвы и все мучители, и, кажется только в моменты исполнения музыки способны испытывать друг к другу просто любовь. В каждую отдельную эпоху и в каждом отдельном фильме роль пианино меняется. Герой, символ, предмет интерьера. Оно связано с пианистом или независимо от него. Оно — повод ещё раз попытаться отобрать несколько кусочков целого и через них попытаться осмыслить историю, выстроить традицию посреди мира, который традиции разрушает. Но разве не в сохранении и осмыслении традиций миссия всех архивов и хранилищ?
P. S. Среди вошедших в программу картин стоит упомянуть фильм совсем недавний — это лирическая документальная зарисовка Юлия Файта «Немых теней живые голоса». Ее герои — персонажи фильмов Роома, Ромма и Барнета, а также уже упомянутый пианист Филипп Чельцов. Кадры с путешествующим по Москве Филиппом перемежаются с фрагментами из советской классики немой эпохи. Жизнь тапера смешивается с зыбким миром немых теней. И вот уже Параня из «Дома на Трубной» искренне радуется, глядя на то, как художественный руководитель «Белых Столбов» Петр Багров вручает Филиппу приз за возрождение искусства тапера. Выходит остроумно, нежно (иногда даже слишком нежно), но всегда — довольно верно. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что разговор о кино и пианино завершается похвалой таперу.
Читайте также
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
-
Айаал Адамов: «Наш мир — это вихри ветра или треск костра»
-
«Идите в задницу» — Кураторы и режиссеры о петербургском независимом кино
-
«Сначала неудачник, потом куратор» — О фестивале невидимого кино
-
Высшие формы-2023 — Зрительское голосование
-
Фестиваль «Внутри»: «Мы учимся шизофрении и доверию»