Геннадий Островский
Геннадий Островский

Беляев


День. Кладбище.

Веледенского хоронили несколько человек, пожилые представители от географического общества и от администрации института с именными венками.

Накрапывал дождь. Чуть поодаль от них стояла маленькая сухая женщина с безучастным бледным лицом. Когда гроб стали опускать в могилу, женщина повернулась и быстро пошла прочь, к выходу. Лютаев, неуверенно постояв, двинулся следом. У ворот кладбища женщина села в битую, грязную малолитражку и тронулась с места.

Лютаев ехал за ней по городским улицам, в потоке машин, потом она свернула на загородное шоссе, они проехали пост ГАИ, что был у выезда из города, и направились дальше, туда, где хорошая дорога кончилась, к маленькому районному городку. У железнодорожного переезда, где поток машин замер в ожидании состава, Лютаев встал напротив нее в паралельном ряду. Он говорил по телефону.

— Машинка, А 549 В 47? — сказал голос в трубке.

— Да, — Сказал Лютаев.

Женщина сидела в машине без движения, прямо и равнодушно глядя вперед.

— Записывайте, Сергей Анатольевич, — сказал голос. — Кочетова Ангелина Михайловна, 1956 года рождения, в ДТП не зафиксирована. Чего она натворила?

— Ничего, — сказал Лютаев.

— Это наш участковый, со второй поликлиники, говорят, она помешанная немного.

Переезд открылся, Кочетова тронула машину.

У нее были ровные механические движения.

Вечер . Позже.

Женщина жила на окраине городка, на отшибе, в пятиэтажке без лифта.

Она ровно поднималась наверх, ее шаги гулко разносились по пустым этажам.

Лютаев медленно поднимался следом. Когда он поднялся на последний этаж, она спокойно ждала его, стоя у своих дверей с ключом в руках.

— Что вы хотите, — ровно и неожиданно спросила она.

Будто знала о нем, будто появление незнакомого человека на ее лестничной площадке ее ничуть не удивило и не испугало.

— Моя фамилия Лютаев. Я следователь. У меня к вам несколько вопросов. — Сказал Лютаев.

— Спрашивайте, — ровно сказала она. — Я вас слушаю.

Лютаев с заминкой вытащил из кармана фотографию семерки и протянул ей. 

— Вы кого-нибудь знаете на этой фотографии? — спросил он. 

— Да, — сказала она, равнодушно и близоруко рассмотрев ее. 

— Всех. Это я. — Она указала на себя пальцем. — Это Леня Веледенский… Он умер. Его сегодня хоронили на кладбище.

— Может быть, мы войдем? — Сказал Лютаев.

— Хорошо, — сказала женщина. — Только ненадолго. Она открыла дверь. Они вошли. Эта была обыкновенная полутемная «хрущовка» с маленькими невзрачными комнатками и давящими потолками.

— Проходите на кухню, — сказала она, пройдя в глубь квартиры.

Здесь был кто-то еще, запертый в комнате. Из нее раздавался странный звук, будто кто-то тихонько повизгивал, скребя ногтями по дверям.

Женщина вернулась.

— А кто остальные? — спросил Лютаев.

— Это Лева Борода. И Игорь Чехов. — Она ткнула в двух, убитых в Венеции.

— Вы знаете, что с ними? — Сказал Лютаев.

— Их убили, — равнодушно сказала женщина. — Давно.

— Убили? — сказал Лютаев.

— Давно. Где-то за границей. Кажется, из-за наркотиков. Передавали в новостях. Лет десять назад.

— Неделю назад умер доктор Некрасов, — сказал Лютаев. — И математик Касымов тоже, неделей раньше. На фотографии они стоят рядом с вами. Вы знали об этом?

— Нет, — помолчав, равнодушно сказала она. — Это Вадим Лайзиньш. — Она ткнула в последнего, стоящего с аквалангом, крупного и мускулистого, с большой татуировкой акулы на голой груди. — Наш руководитель. Морской охотник. Любитель акул и морских чудовищ.

— Что с ним?

— Я не знаю. Мы не виделись много лет. Здесь мы в экспедиции на озеро Сарес на Памире. Самое высокогорное и полноводное озеро в мире.

— Чем вы занимались? — спросил Лютаев. — Это был секретный проект?

— Мы занимались природой подводных течений, влияющих на мировой климат. По заказу Академии наук… — Вы участковый врач, Ангелина Михайловна, — сказал Лютаев. — Грипп, простуда. Какое это имеет отношение к подводным течениям?

— Это более комплексная научная проблема, чем вы думаете, — чуть повысив голос, сказала женщина. Она впервые выказала раздражение.

— Кто такой Симон-рыба? — спросил Лютаев.

— Это ерунда, — все более раздражаясь , ответила женщина. — Ребята шутили между собой. Морская выдумка.

Она снова вышла.

В кухонное окно стучала черными ветвями липа, которую раскачивал дождливый ветер.

Женщина вернулась.

— Я нашел у Велединского кассету с детьми. — Сказал Лютаев. Что это за дети? Кто они? Что с ними случилось?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — болезненно пожав плечами, сказала она. — Мой ребенок голоден. Вам пора уходить.

— Вы работали в Крыму в конце восьмидесятых? — спросил Лютаев. — В военно-морском госпитале, на побережье?

— Я ушла с этой работы больше двадцати лет назад в связи с рождением ребенка и больше к ней никогда не возвращалась. Мне больше нечего вам сказать.

— Ангелина Михайловна, — сказал Лютаев. — Послушайте по крайней мере пятеро с этого снимка уже мертвы! Возможно, они о чем-то знали или догадывались, они что-то активно искали и за это поплатились жизнью. Кто-то не хотел, чтобы они нашли это.

— Это ерунда. Я ничего не ищу.

— Вам угрожает смертельная опасность, Ангелина Михайловна. Помогите мне, и я помогу вам.

Женщина безжизненно посмотрела на него.

— Что там было в этих подводных течениях. — спросил Лютаев. — Что вы там такого увидели, что вы боитесь сказать об этом?

Очевидно, дверь в соседней комнате все-таки открыли.

Раздался стук, странное повизгивание. В коридор выползло безумное существо, неопределенного пола и возраста, делающее по дороге под себя. Оно испуганно закричало при виде Лютаева.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — дернув гортанью, ровно сказала женщина. — Мне надо кормить дочь.

— Это моя визитная карточка, — помолчав, сказал Лютаев.

Он вышел. Во дворе дома стояла милицейская машина.

Она мигнула Лютаеву фарами.

Оттуда вышел милиционер.

— Сергей Анатольевич, ну как дела ? — сказал он. — Вот, решил подъехать. Может, еще чего надо?

— Коля, ты не смог бы за этим домом немного приглядеть? — спросил Лютаев. — Ну, как сможешь. Пока я сюда своего Гичко не пригоню… Познакомитесь. Хороший парень.

— А мы, кажись, знакомы, — сказал милиционер. — Он одной нашей бабе с района краденый «пассат» продать хотел. Не этот?

— Наверное, — сказал Лютаев.

Позже. Ночь.

Одна из городских улиц.

Та самая подозрительного вида дверь в подозрительного вида доме, на полуподвальной лестнице, с подозрительным детиной с переломанным носом, который открыл Лютаеву дверь.

— Гичко здесь? — спросил Лютаев.

— Нету, — сказал тот. — Поехал. Преступников ловить.

— Давно?

— Вчера. Не все же, сказал, по блядям шастать.

— Куда? — сказал Лютаев.

— За город. К какому-то хирургу, — сказал тот. — Хотел дом наново обыскать.

Позже. Ранний рассвет.

Машина Лютаева, подъехав к вилле, резко остановилась рядом с пустой машиной Гичко.

Лютаев торопливо выскочил, обошел ее вокруг, пробежал вдоль забора.

— Дима! — крикнул он. — Дима, ты где?

Он тяжело подтянулся, влез на забор и спрыгнул вниз.

У дырки в основании фундамента, что вела в темный подвал, лежал ботинок Гичко. Лютаев скинул плащ и, обдирая одежду, пролез внутрь, в подвал. Пока его глаза не привыкли к темноте, он ничего не видел.

Потом он увидел Гичко. В руке тот по-прежнему сжимал пистолет. Он лежал на боку, в неестественной позе, прижимаясь разбитым виском к цементному полу, где пятном темнела кровь. Он был мертв. Можно было подумать, что он оступился и упал с цементной лестницы, что вела к запертым дверям из подвала в дом. Лютаев сел рядом.

— Дима, — глухо сказал он. — Зачем ты сюда поехал, Дима? Ну, зачем? Ну, кто тебя просил? Кто тебя просил? Он наткнулся рукой на что-то маленькое и твердое, лежащее рядом с Гичко и похожее на бутылочку аптечной микстуры, но не успел это рассмотреть. Он увидел тень позади себя.

Он видел ее ровно мгновенье, прежде чем потерять сознание от яркой вспышки в голове. Большая и неподвижная, она будто отделилась от стены с мозаичным панно, будто, невидимый некто шагнул к нему из своей пустоты.

Лютаев отключился.

Потом он услышал шум. Он еще не видетл, но понял что это море.

Это действительно было море. Оно шумело ровно и усыпляюще, мерно накатывая на пустынную полоску берега. Над морем резко кричали чайки.

Потом Лютаев увидел детей. Они так же молча и равнодушно играли в песке.

— Почему они молчат? — спросил Лютаев. — Что с ними сделали?

От стены к нему обернулось лицо. Вернее, это было не лицо. Это было похоже на кусок бурой застывшей глины, изрезанный глубокими и рваными, будто от засухи, трещинами. Лицо приблизилось к нему. Его глаза с красными белками смотрели на Лютаева удивленно и внимательно. Будто пытаясь узнать.

— Кто ты?- спросил Лютаев.

Он сделал попытку встать.

Его накрыло мраком, будто плащом с кровавой подкладкой.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить