Бэби Пегги: Последняя из двадцатых
Двадцатые возвращаются и уходят: 24 февраля на 102 году жизни умерла Дайана Серра Кэри — последняя звезда немого кино, снимавшаяся ребенком под именем Бэби Пегги. Об актрисе рассказывает Петр Багров.
Мы вновь вступили в двадцатые годы. Не знаю, будут ли они хоть чем-то похожи на те самые, «настоящие» двадцатые годы двадцатого столетия — время великого расцвета мировой культуры вообще и кинематографа в частности. Но, пожалуй, есть что-то символическое в том, что несколько дней тому назад, 24 февраля, умерла последняя кинозвезда 1920-х годов, последняя звезда немого кино; и в том, что умерла она, едва мир снова очутился в двадцатых, и в том, что вообще дожила до этих времен. Бэби Пегги был 101 год.
она была мировой знаменитостью, пожалуй, даже явлением
Еще живо несколько человек, снимавшихся в немых фильмах — в массовках, эпизодах, небольших ролях. Не исключено, что где-то в полном забвении доживают последние годы и те, кто сыграл одну-две главные роли. Им тоже должно быть за сто или под сто, но это возможно — тем более, что в некоторых странах (в Советском Союзе или в Японии, например) немые фильмы выпускались до середины 1930-х.
Ширли Темпл
Джуди Гарленд
Ширли Темпл: В мире больших людей
Но Бэби Пегги не просто снималась в немом кино — она была мировой знаменитостью, пожалуй, даже явлением. Под явным влиянием Бэби Пегги создавали экранный образ Ширли Темпл, а у Джуди Гарленд в детстве была кукла в виде Бэби Пегги. Ширли Темпл умерла шесть лет назад, Джуди Гарленд — пятьдесят.
Можно без большой натяжки сказать, что Бэби Пегги была фактом и советской культуры. У нас хорошо знали ее фильмы: в советский прокат вышла как минимум дюжина. В 1926 году о ней даже выпустили небольшую книжку (получается, что Бэби Пегги была последней здравствующей героиней знаменитых брошюрок «Теакинопечати»). Виктор Шкловский не без пренебрежения называл ее среди главных достопримечательностей Голливуда («Еще живет там Бэби-Педжи, маленький актер четырех лет, и знаменитая обезьяна Джо-Мартин»). А Константин Державин — крупный филолог, специалист по французскому театру, переводчик испанских плутовских романов и автор одной из первых советских монографий о Шекспире — посвятил Бэби Пегги несколько основательных критических текстов. «Бэби Пегги на экране всегда enfant terrible с выходом в комико-героический жанр, — писал он. — Это амплуа воплощается в ее облике, исходя по преимуществу из элементарных мимико-двигательных мотивов хитрости, лукавства и плутовства. Бэби Пегги — всегда маленький Санчо-Панса, Тартюф или Фальстаф. Она является полной противоположностью идеалистическому Джекки Кугану».
Все верно. Куган был персонажем диккенсовским (недаром и сыграл Оливера Твиста в 1922 году), страдательным, пассивным. Это сегодня мы помним его по дуэту с Чаплиным в «Малыше». В 1920-е же годы его все чаще снимали в мелодрамах, чем дальше — тем сентиментальнее. Бэби Пегги чистоту мелодрамы выдержать не могла или, вернее всего, не хотела. Даже «Капитан Январь» (1924) — «лобовая» история о сиротке-найденыше, которую разлучают с любящим приемным отцом, — благодаря ей превращается почти в комедию. «Экранный облик Бэби Пегги складывается из весьма активных, наступательных действий. Все нити сценария всегда сосредоточены в ее маленьких ручках, и владеет она ими по-детски упрямо и непреклонно», — констатировал тот же Державин. Он, правда, не мог этим ограничиться и в духе времени (статья написана в 1928 году) называл экранную маску шестилетней девочки «отражением взрослого американца, среднего буржуа, практичного, утилитарного, самодовольного стяжателя». Интересно при этом, что попытки создать «советского Кугана» делались регулярно, а вот «советских Бэби Пегги» не наблюдалось: экранные девочки в 1920-е годы почти всегда относились к категории униженных и оскорбленных — получался женский вариант Кугана.
Получить в 2015 году email от актрисы немого кино — само по себе невероятно
Она была хорошей актрисой, с прирожденным чувством стиля. Быть может, все дело в том, что сниматься она начала с двух лет — причем в «комических», где царствовал трюк во имя трюка, и бытовые анекдоты зачастую переходили в зрелище едва ли не сюрреалистическое. По мере взросления актрисы, взрослел и кинематограф, выкристаллизовывались (не в первый, надо признать, раз) правила жанров, устанавливались границы. Но для Бэби Пегги существовала единая стихия кинематографа. Быть может, и вовсе — единый фильм. Благо что снималась она по 8–10 часов в сутки шесть (а то и семь) дней в неделю. Потому мелодраму она воспринимала как очередной настроенческий поворот, не более. Следовательно, жанровым правилам не подчинялась и — скорее, невольно — оказалась прогрессивнее многих своих современников. Не говоря уже о сверстниках. Джекки Кугану бессмертие гарантировал «Малыш»: другие его работы периодически вспоминают, но похоже, что интерес они вызывают лишь в качестве контекста к чаплиновскому шедевру. Ребятишки из серии короткометражек «Наша банда» (некоторые до сих пор живы) в качестве единой банды и воспринимаются. Имена «советских Куганов», вроде Шуры Завьялова, Шуры Константинова и Севы Макутонина (совсем неплохого, кстати, актера) с трудом назовут даже киноведы. Но слава Бэби Пегги не меркнет, а, пожалуй, только набирает обороты. Конечно, немалую роль тут сыграло то обстоятельство, что актриса была жива, выпускала книги, до недавних времен появлялась на кинофестивалях, и, что особенно всех забавляло, писала вполне профессиональные историко-критические статьи о собственных фильмах для фестивальных каталогов.
Когда в Госфильмофонде обнаружилось несколько картин с ее участием, которые считались утраченными, она помогла атрибутировать их и отправила длинное письмо по электронной почте с мельчайшими подробностями съемки одной из своих комедий 1921 года. Получить в 2015 году email от актрисы немого кино — само по себе невероятно. Но еще более удивительно для меня было то, что из полторы сотни картин она помнит едва ли не каждую. Позднее, копаясь в старой периодике, я нашел подтверждения всему, о чем она рассказывала в письме.
Она давным-давно, еще в 1940-х годах, абстрагировалась от своего экранного двойника. И даже сменила имя: Пегги-Джин Монтгомери стала Дайаной Серрой Кэри. До последних дней всем желающим — журналистам, историкам, поклонникам — вообще всем, кто совершал паломничество в маленький городок Гастин, расположенный в двух часах езды от Сан-Франциско, — она покорно рассказывала о своей работе в кино, рутинной, изнуряющей и совершено бесперспективной, с двух лет до семи (и затем еще лет десять в массовках, так как все ее огромные заработки «звездной» поры промотали родители, а все, что не успели промотать, съела Великая депрессия). На мой вопрос, когда же она успевала учиться, она ответила: «А я и не училась. Мои родители были уверены, что я навсегда останусь пятилетней. Нет-нет, я не шучу. Им просто в голову это не приходило. Я об этом задумалась сама». Предоставленная самой себе, в свободное от съемок время, она безостановочно читала.
А когда выросла и окончательно убедилась, что актрисой ей быть не суждено, стала писать — сперва для радио, потом для собственного удовольствия. И одновременно руководила отделом комплектования книжных магазинов Университета Калифорнии. В кино она работала четыре года, в университете — едва ли не тридцать лет. «Вот это было мне действительно в радость, но об этом меня никто и никогда не спрашивает». Мы оба рассмеялись, но я все-таки продолжил расспрашивать про Голливуд середины 1920-х. Потому как больше расспрашивать было некого, разговор происходил в 2018 году. Прошло два года — и эпоха, до которой было рукой подать, вдруг отскочила на столетнее расстояние.
