Иван Чувиляев
Иван Чувиляев

Счастье моё


— Это ваш первый фильм. Как получилось, что драматург решил сесть в режиссёрское кресло?

— Прошло семь лет с тех пор, как я начал работать в кино. Я уже достаточно долго жил в Мексике, и почувствовал, что наступает кризис среднего возраста, или как это там называется. Понял, что, если что-то не предприму, мне стукнет сорок, а ничего в этой жизни ещё не сделано, и я останусь просто одним из малоизвестных театральных драматургов.

Я не собирался сам снимать фильм — меня вполне устраивала роль автора сценария. Всё-таки режиссёру нужно общаться с людьми и знать множество технических примочек — то есть это такой, достаточно занудный процесс. Но ничего другого, кроме как стать режиссёром самому, мне не оставалось — ни одному продюсеру сценарий не понравился, а один режиссёр, который было взялся за фильм, оказался сумасшедшим, и пришлось у него сценарий отобрать.

В общем, этот фильм был самым тяжёлым профессиональным опытом в моей жизни. Самым трудным этапом стал монтаж. Координация всего, сведение концов с концами — никогда не думал, что на плёнке это настолько труднее, чем на бумаге.

— Прежде чем стать режиссёром вы писали театральные пьесы. Они чем-то отличались от «Високосного года»?

— Все мои пьесы, как правило, камерные — о двух людях, которые оказались в одной комнате.

Плакат фильма Високосный год (2010)

— Исполнительница главной роли — профессиональная актриса?

— Она играла в детском театре, в каких-то музыкальных сказках. Я увидел её в постановке, где все герои — неодушевлённые предметы: кастрюли, ложки…

— В фильме её героиня читает психологическую литературу, сидит в запертой комнате, днём скучает и подсматривает за соседями, а вечерами погружается в пучину бессознательного. Методично зачёркивая даты в настенном календаре, она выражает своё стремление к смерти. Не из увлечения психологией появились такие темы и герои?

— Я бы не сказал, что я фанат психологии. Терпеть не могу все эти книжки, в которых всё расставляют по полкам и объясняют. Любой разумный человек с подозрением относится к этим цветным, плохо напечатанным брошюрам, где рассказывается, что все наши беды от того, что мы хотим секса со своей матерью.

С другой стороны, с психологией для меня связано одно личное открытие. Когда я был маленький, то мечтал о звёздах. Хотел быть астронавтом, потому что думал, что звёзды смогут объяснить мне, почему люди такие, какие есть! Такое, семидесятническое очень мышление, правда? Потом подрос и стал думать, что узнать всё о человеке и природе мне поможет история. Воображал себя археологом или палеонтологом. А позже понял, что всё, что мы можем о себе понять — в психологии. Она точно объясняет природу человека, как биологического вида.

Кадр из фильма Високосный год (2010)

— Несколько лет назад на слуху были фильмы Катрин Брейя и Хулио Медема, «Девять песен» Майкла Уинтерботтома, в которых ясно чувствовалось дыхание психоанализа. Близки ли вам их работы? Ведь их истории тоже о сексуальных перверсиях.

— Да, конечно, они оказали на меня определённое воздействие. Я очень люблю Брейя, её «Жирная девочка» — один из моих любимейших фильмов. «Девять песен», по-моему, не слишком удачный фильм, но отличная экспериментальная попытка, шаг вперёд в искусстве режиссуры. Психология действительно может точно описать мир. Но искусство отличается тем, что показывает нам не формулы и факты, а живых людей.

— А «Битва на небесах»? Чисто визуально «Високосный год» чем-то её напоминает.

— «Battle in Heaven»… Я уже английский забываю — «Batallia en cielo»! Нет, этот фильм вообще не мог на меня повлиять.

— Для меня важно, что в «Високосном годе» нет «взгляда энтомолога на насекомых». Тут перверсии показаны на фоне обыденной и страшной в своей однообразности жизни. И становится понятно, как из разговоров с мамой, из этих статеек, которые героиня строчит в газеты, вырастает садомазохизм. Вы хотели поставить знак равенства между перверсивностью и обыденностью? То есть рождение перверсии происходит не в карнавальной жизни, а в самой заурядной житейской ситуации?

— Не сказал бы так. Извращённость в моём фильме — это не приговор современному обществу, а иллюстрация человеческих попыток найти счастье. Всё, что делает моя героиня, мотивировано её эмоциональным состоянием. Когда она мастурбирует и смотрит на обнимающихся парня и девушку в окне напротив, это никакая не извращённость, а тоска по чему-то тёплому, человеческому. А весь её садомазохизм от желания измениться, стать кем-то другим, кем она действительно хочет быть. Но не может.

Кадр из фильма Високосный год (2010)

— Перед показом в Москве вы сказали, что фильм может зрителей шокировать. А когда премьера была на «Двухнедельнике режиссёров» в Каннах, где публика не привыкла держать эмоции при себе, как приняли вашу картину? «Бууу» не кричали?

— После показа были двухминутные овации, так что приём был вполне благодушным. Я, правда, не думаю, что фильм такой уж шокирующий. Просто там есть пара сцен, несколько более жёстких, чем привык средний зритель. Но их было снято ровно столько, сколько было нужно для того, чтобы фильм не стал каталогом извращений, а куда более важная и трагическая тема одиночества прозвучала в полную силу.

А что касается реакции зала, для меня была важнее мексиканская премьера. Я вообще боялся показывать там кино — думал, линчуют после первой же постельной сцены. Мексика, знаете ли, очень консервативная страна.

— По мексиканскому кино так и не скажешь, что страна консервативная…

— Поверьте мне, если люди где и живут в XVII-ом веке с его жесточайшими католическими догмами, то именно там.

Режиссёр Майкл Роу

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить