Канны-2014: Аличе в стране чудес
Кто-то, возможно, слышал о первом фильме Рорвакер — «Небесном теле» (Corpo Celeste). В 2011-м его показали в каннском «Двухнедельнике режиссеров», полгода спустя картина получила приз Ингмара Бергмана за лучший дебют на фестивале в Гетеборге.
Героини обеих картин — девочки-подростки, сосредоточенно наблюдающие за собой и миром, всегда чуть со стороны. Марта из «Небесного тела», переезжает с севера на юг, и, привыкая к среде, участвует в католических ритуалах, логика которых непостижима для постороннего. Джельсомина из «Чудес» живет с родителями и тремя младшими сестрами в сельской глуши, на границе Лацио, Умбрии и Тосканы; Рорвакер снимала там, где родилась. Отец Джельсомины — немец, Вольфганг, это смешанная семья, такая же, как и у самой Аличе и ее сестры Альбы, известной в Италии актрисы, сыгравшей в «Чудесах» роль матери.
Источник заработка в семье — кустарное производство меда, девочки работают вместе с родителями. Когда у посторонних возникает вопрос, кто главный, дети и взрослые в один голос отвечают: «Джельсомина». За дополнительную плату и ради лишних рабочих рук Вольфганг берет на ферму бессловесного малолетнего правонарушителя из Германии (подобная программа адаптации трудных подростков действительно существует) и невольно начинает видеть в нем сына, которого у него никогда не было.
Небесное тело. Реж. Аличе Рорвакер, 2011
Когда тебе тринадцать, лето состоит из маленьких чудес, и самым главным становится появление у ручья телевизионной группы, снимающей рекламный ролик для конкурса «артиджанальных» продуктов; в главной роли — фея с серебристыми волосами, Моника Беллуччи. Джельсомина очарована ожившей сказкой, ее семье придется принять участие в конкурсе, несмотря на то, что мед сделан с нарушением санитарных правил, а шансов на победу гораздо больше у соседа, который хочет превратить свою ферму в центр агротуризма.
Имя Джельсомина не должно вводить в заблуждение. Новое поколение итальянских авторов (в числе своих единомышленников Рорвакер называет Микеладжело Фраммартино) вырастает не столько из кинематографической традиции этой страны, сколько непосредственно из сырой почвы Пенинсулы; это потомки крестьян, которые стали интеллектуалами и художниками. Фильмы классиков — Феллини, Висконти, Антониони и Де Сики — совпали с переселением сельской Италии в города, и они почти всегда были о городе; Рорвакер и Фраммартино возвращаются к исходному состоянию бытия, туда, где человеческое находится в каждодневном противостоянии с природой и слиянии с ней.
«Чудеса» — фильм о семье и о том, как умирает итальянская деревня. О том, как люди зависят от пчел, а пчелы от людей. И о том, как глубоко в сегодняшний день проникают мифологические структуры. Как король-отец пытается сберечь свое королевство для принцессы и как он это королевство теряет.
Много снято прекрасных фильмов про то, как кончается детство, и целый континент отделяется, пустеет и открывается продувным ветрам, но Рорвакер удалось снять свой, не похожий на другие. Финал «Чудес» — один из тех редких моментов, ради которых мы, повидав уже многое, продолжаем ходить в кино. И еще в этом фильме есть верблюд.
Аличе Рорвакер: «Кино я не изучала»
В картине вы очень легко и ненавязчиво касаетесь многих важных тем: от почвы до взросления. Какая из них появилась раньше?
Я хотела сделать фильм-гибрид, поговорить о многом. Поэтому главная героиня растет в смешанной семье, в которой сочетаются несочетаемые вещи. В фильме действительно проговаривается несколько тем, есть в нем и умолчания. Он прост, как камень в воде: бросаешь его, и во все стороны расходятся круги.
Первая мысль, из которой выросли остальные — ландшафт, его изменения под воздействием многих факторов. Есть два типа поведения человека по отношению к природе: он ее или уничтожает, или консервирует, превращает в музей. Наш ландшафт, который так важен для самоидентификации итальянцев, уже давно стал музеем прекрасной традиции.
На конкурсе фермеров побеждает человек, который хочет превратить свою ферму в базу для агротуризма, а те, кто хотят делать мед, терпят поражение. Логика событий неумолима: крестьянский быт превращается в музей крестьянского быта.
Понимаете, любая традиция состоит из нескольких пластов, она мутирует, пока жива и передается из поколения в поколение. Но когда ты пытаешься ее сохранить, законсервировать, ты можешь ухватить только один, как правило, самый поверхностный слой. Мы должны быть честны с собой и признать: сохраняя и охраняя традицию, мы сохраняем только один ее аспект — тот, который совпал с моментом консервации. Я считаю, что лучше защищать жизнь, чем традицию.
Кстати, вы как-то соотносите себя с традицией великого итальянского кино, не будем называть имен, они известны?
Я пришла в режиссуру не из кино, я не исследовала глубоко то, что делали другие. Чужие фильмы предпочитаю смотреть как зритель: получать удовольствие, влюбляться. Когда работаю, не думаю о чужом — о цитатах, влияниях. «Надо сделать, как у режиссера X, но по-своему», — я так не рассуждаю. Кино я не изучала. Считаю, что это в некотором смысле мистическая материя. Просто я ищу, и мне бы не хотелось думать о том, что я делаю что-то, что является повторением уже бывшего. Кино для меня — процесс, в котором завтрашний «ты» отличается от «тебя» вчерашнего.
В последнее время появилось несколько режиссеров, которые разрушают стереотипы об итальянском кино…
Микеланджело Фраммартино, да… Понимаете, я хотела сделать этот фильм. Он посвящен Бауми, Карлу Баумгартнеру, который был нашим продюсером и не успел увидеть кино. Когда я снимала «Небесное тело» и делилась с ним своими сомнениями и страхами, он сказал: «Слушай, не думай, что ты такая особенная и делаешь фильм, с которым будет носиться весь мир. Всем не угодишь, вот и не пытайся никому угодить. Просто снимай то, что нравится тебе самой. И поскольку ты не такая уж особенная, то ты обязательно найдешь того, кто любит то же самое, и он полюбит твое кино». Это был полезный урок. Мы — я говорю «мы», потому что над «Чудесами» работало много людей — хотели сделать фильм о том, что мы любим.
Как вы придумали телевизионный конкурс для фермеров, который ведет Моника Беллуччи?
Этот фильм о людях, которые живут в пустеющем и ветшающем пространстве. Все вокруг немного сломано, немного вышло из пазов. Не все семьи так живут. Джельсомине не хватает упорядоченности, квадратности, прямых углов, а телевизор (по крайней мере, до недавнего времени, до появления плазмы) — это коробка, напротив которой можно сесть и расслабиться. Никакого отношения к истории итальянского телевидения, к его критике эти сцены не имеют. Телевидение не монстр, это сказка, люди, с ним связанные — как инопланетяне, которые живут в коробке и вдруг входят в жизнь простых людей. Джельсомина — человек, который очарован и хочет влезть в коробку, но не может. А потом понимает, что можно быть собой и стремиться в нее необязательно.
Как вам удалось убедить Монику Беллуччи у вас сниматься?
Мы не прибегаем ни к каким хитростям, не врем ни себе, ни другим. Не просто быть простым, но нам удается. Я позвонила агенту Моники, номер каждый может найти в интернете, предложила сотрудничество. Агент сказала: «Хорошо, пришлите сценарий». Я ответила: «Нет». Вместо сценария отправила свой первый фильм и письмо — прекрасное письмо для Моники Беллуччи.
Почему вы снимали в тех местах, где выросли?
История могла случиться, где угодно, но я поехала туда, где выросла. Это способ защиты. Отправляясь в путешествие, ты берешь с собой все, что может понадобиться в дороге. Ты оказываешься на другом конце света, но ты экипирован. И в своем путешествии в мир этого фильма, я решила, что мне понадобятся мои личные вещи, то, к чему я привыкла. Этими вещами стал мой родной регион. Пчелы и посторонние, входящие в жизнь семьи, — это моя одежда. Потому что я среди этого выросла. Я из смешанной семьи, и все семьи вокруг нас были такими. Мой папа зарабатывал продажей меда. Мы не работали, как дети в фильме, но я видела, как все это происходит.
Вы пригласили свою сестру Альбу на роль матери. Это тоже для защиты?
Конечно. Она прекрасная актриса и прекрасная сестра. Я люблю работать с друзьями, а еще лучше — с семьей. Мы очень близки. Как режиссеру мне с ней гораздо легче, потому что воображение у нас устроено одинаково. Если я говорю: «Мой посуду», — она моет посуду ровно так, как я себе представляю. Если я прошу другого актера, он начинает делать это как-то по-своему, приходится поправлять: «Нет, не так».
«Чудеса» все-таки автобиографический фильм все-таки или нет?
Я выросла в такой деревне. Но история не автобиографическая. Я хотела увидеть мир глазами первого ребенка. Она старшая сестра, а я нет. Ее отношения с отцом — как отношения короля и принцессы, структура глубоко мифологическая. В Италии говорят: «Первый ребенок должен проложить дорогу». Следующим детям уже будет проще. Но в современном мире каждый из нас становится «первым ребенком», вне зависимости от очередности появления на свет. Вокруг столько неясного, непонятного, что все время надо искать новый путь.
Читайте также
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова