Александр Адабашьян: Из Бергмана пытаются изобразить этакого спокойного мэтра, который холодными шведскими вечерами выкладывает свой puzzle
Первой картиной Бергмана, которую я увидел, была «Земляничная поляна». Открытием для меня было то, что можно таким образом разговаривать, что есть такой киноязык. Две реальности совершенно естественно сосуществовали и были абсолютно равноправны: прошлое героя и его же настоящее. Меня потрясла сама осознаваемая Бергманом возможность не делать оговорок, не объяснять специально, что одно изображение — это действительность, а другое — видение.
Я очень ценю «Источник», в котором нет никаких киноухищрений, никаких невероятных эффектов актерской игры, никаких суперсредств, которые бы тебя подталкивали к какому-то определенному толкованию этой притчи. По-моему, гениально — это когда непонятно, как сделано. «Источник» — простая, очень просто рассказанная история, а эффект от нее совершенно магический. То же самое в «Фанни и Александре» — фильм сделан по всем законам «интересного кино», где есть и комедийные персонажи, и полудетективная линия, но он все время балансирует на грани чего-то странного и магического. При этом в каждой картине Бергман создает новый, законченный, эмоционально и эстетически целостный мир этой определенной картины, с определенными правилами и законами. Одного ярко выраженного стиля, как у какого-нибудь Гринуэя, у него нет. И в итоге «под Гринуэя» снимают многие, а «под Бергмана» что-то не получается. Можно имитировать, воровать какие-то кусочки — по кадрам, по сценам, по образам разворовано уже все, — но эти вот целостные миры воссоздать невозможно: они создавались под конкретный сюжет, под конкретных актеров, в конкретных обстоятельствах, раз и навсегда. Такое нельзя повторить по определению. И в тоже время имеется некое единство, единообразие, некий неопределимый, но явственный стиль. Этот стиль заключен в той атмосфере, которую создает Бергман, и остается неизменным во всех его картинах. У него есть свой набор компонентов, у него есть эти поля, эти камни, этот полусвет… Но для такого единства не обязательно существование каких-то формальных стилистических признаков, которые можно подсчитать на компьютере.
На мой взгляд, существует некая изначальная погрешность в восприятии многими Бергмана. Принято считать, что Феллини, например, — интуитивный и чувственный, не очень-то поддающийся рациональному анализу. В то же время Бергмана якобы можно всего разложить по полочкам, по символам, у него будто бы все холодно сконструировано, а затем очень точно все собрано в голове, как из детского конструктора, — каждая деталька на своем месте. Из Бергмана пытаются изобразить этакого спокойного мэтра, который холодными шведскими вечерами выкладывает свой puzzle.
