Помню, как в свое время мы, составители конкурсной
программы фестиваля-салона в Заречном, выудили из потока фильм никому не известного режиссера Алексея Балабанова «Счастливые дни».
На том фестивале Балабанов получил свою первую награду,
что было полной неожиданностью не только для него.
После оглашения итогов мне довелось быть свидетелем
очень напряженного, яростного спора между Балабановым
и Валерием Тодоровским, в котором взыграла ревность к никому
не известному новичку. Во время фестиваля многие просто
не удосужились с ним познакомиться, полагая, что это не самая яркая звезда.
Мне еще не раз приходилось сталкиваться с тем, что Балабанов воспринимается как фигура периферийная: он-де снимает
интересные фильмы, однако лицо современного российского кинопроцесса определяют другие. По отношению к «Счастливым дням» или «Замку» это, может, и справедливо. Но после «Брата»
выяснилось, что почему-то именно Балабанов — человек, вышедший из недр академического образования, знающий два языка
и прекрасно разбирающийся в материальной среде начала века — именно он сумел сделать фильм, который не только интересен так называемой кинематографической общественности, но стал культовым у молодежи.
«Брат» — принципиальная для нашего кинематографа картина. Россия здесь предстает нерефлексирующей киплинговской
страной, где нет никаких представлений о коллективном разуме и национальных ценностях. Это страна, лишенная не только исторической памяти, но и переживаний по поводу ее утраты.
Не думаю, что задуманный Балабановым сиквел будет иметь такое же серьезное значение для нашего кино. Ментальность «Брата» — очень питерская по своей природе. Москва и тем более Америка — это совсем другое.
«Про уродов и людей» — фильм в высшей степени маргинальный. Едва ли полученная им «Ника» будет способствовать престижу профессиональной премии. Я вижу в этом решении дань определенному компромиссу: наше киносообщество, будучи не в состоянии оценить то или иное явление искусства вовремя, начинает
впоследствии компенсировать это невнимание неадекватным образом. Кроме того, все изложенное в «Уродах…» — я имею
в виду как сумму идей, так и эстетику — уже было сказано в короткометражном балабановском «Трофиме». Там изобразительная прелесть раннего русского кинематографа феноменально легла на сквозной сюжет альманаха.
В год столетия кино заявить, что в течение века это искусство делало все, чтобы разминуться с живой жизнью… В такой авторской позиции есть мудрость и мужественность. Это безусловное
открытие, причем очень точное по кинематографическому языку. Мне кажется, что фильм «Про уродов и людей» такой паритетности сюжета и изобразительной среды как раз лишен. Скорее, это самоповтор, чем развитие образа.
Тем не менее, кинематографисты признали именно «Уродов…», что в первую очередь характеризует состояние их нравственного здоровья.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: