Тайна и сила сокуровского кино начинается там
(по крайней мере, для меня), где метафизика
получает самое что ни на есть физическое воплощение. Когда Жизнь и Смерть — постоянные категории
сокуровских экранных медитаций — еще до того,
как оформятся в метафизические понятия, образуют зримое биополе. Именно так — в «Молохе», убедительном,
В пространстве пронизанного
туманом горного замка сходятся,
во взаимном страхе друг перед другом, не две позиции, персонифицированные в Гитлере и Еве Браун, а две телесные идеи, две материи, точнее — призрак и материя, призрак и плоть. Что там при этом персонажи произносят,
по прошествии времени уже
не помнится, а вот это
с зияющими черными провалами, грозящее все поглотить Ничто,
на краю которого вытягивается
в предгибельном вызове молодое женское тело, стоит перед глазами. Это свойство подлинного кино.
