Михаил Трофименков
Михаил Трофименков

3


В истории советского кино есть картина, связь которой и с эстетикой, и с философской системой Бергмана для меня очевидна. Это — «Никто не хотел умирать» Витаутаса Жалакявичуса. Если применить придуманную Годаром манеру наложения двух взаимоисключающих режиссерских имен, то можно сказать, что «Никто не хотел умирать» — это вестерн Ховарда Хоукса, снятый Ингмаром Бергманом. И той же своей стороной, которой фильм Жалакявичуса причастен вестерну, он касается и великого фильма Ингмара Бергмана «Источник». Эти фильмы-современники — если и не прямые, то очень близкие родственники. Дело не только в том, что литовский лес и немногословность литовских хуторян напоминают шведские пейзажи и шведскую психологию, а свитер облегает торс литовского «брата», как кольчуга — тело рыцаря Антониуса. Месть за убитого отца и месть за убитую дочь у Жалакявичуса и Бергмана — только предлог к драме смены веры, драме религиозной войны. И у обоих режиссеров внешне простая, элементарная история не поддается такому же простому объяснению, а приоткрывает невероятную путаницу, взрывчатую смесь древних и новых, языческих и христианских мотивировок. Древняя необходимость мстить в мгновение ока смывает с героев и поверхностное христианство, и поверхностную «коммунистическую сознательность».

И с Бергманом, и с вестерном шестидесятых фильм Жалакявичуса роднит и то, как он показывает насилие: сплав минималистской эстетики, жестокости и абсурда. Зрителям шестидесятых «Никто не хотел умирать» запомнился именно как необычайно жестокий фильм, хотя вся официальная советская мифология строилась на полухристианском, полусадомазохистском культе мученичества, страдания.

Кульминационная сцена насилия в фильме — убийство ребенка в лесу. Убийство орнаментальное, почти немотивированное, никак впоследствии не обыгранное. И вместе с тем, в случайности расправы есть почти ритуальная запрограммированность. Немногие режиссеры решались показать на экране убийство ребенка, и всегда оно носило символический, смешанно религиозно-сексуальный характер. И у Эйзенштейна, и у Висконти. Но прежде всего этот мотив у Жалакявичуса тяготеет к «Источнику» Бергмана. Столкновение вер в литовском или шведском лесу обжигает сходством темпераментов и свидетельствует о том, в какой огромной степени система эстетических координат задается «гением места» и духом времени.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить