Как я перестал бояться и полюбил региональное кино
Когда заходит речь о региональном кино, первая реакция собеседника — брезгливое удивление: «Наверняка же трэш жуткий». Вполне правомерная, надо сказать. Стереотипы подсказывают: там, за горами и лесами, живут, может, и не люди с песьими головами, но точно существа со специфическим восприятием искусства. И творчество, скажем, уральских или сибирских, не говоря уже про якутских и бурятских художников — хоть режиссеров, хоть граффити-артистов — если и не народные промыслы, то скорее лыком шитые подобия подлинных произведений, нежели эти самые произведения. А тот, кому это все интересно — уподобляется вагиновскому персонажу Косте Ротикову, «собиравшему безвкусные и порнографические вещи как таковые».
Да и определение «региональное» о форме кинематографа ничего не говорит, имея отношение, скорее, к геополитике. Существование региональных кинематографий неизбежно в любой поликультурной стране с федеративным устройством. В Германии, например, все кино так или иначе региональное: даже визуально баварские фильмы легко отличимы от берлинских, а те — от гамбургских. Нью-йоркского «фильммейкера» (даже без стаканчика с кофе в руках) никогда не спутаешь с суровым техасским кинорейнджером. В России региональное кино просто не может не быть. Фильм, снятый в Карелии обладает массой специфических элементов, которые не будут восприняты зрителем в Бурятии. А бурятский фильм про послушника из какого-нибудь дацана останется филькиной грамотой для южнорусского зрителя. В то же время целомудренное исламское кино Татарстана жителю Петербурга или Москвы покажется нравоучительным занудством для младшеклассников.
Есть избитая формула: кино снимается «для всех и для каждого». Почему «для всех» более-менее понятно, но с «каждым» проблема, и тут на помощь как раз приходит региональное кино, снятое для очень строго определенной публики, которая, впрочем, может быть сколь угодно широкой. Скажем, «Дорога» Михаила Лукачевского из программы этого года сделана по мотивам популярной в якутских театрах пьесы на двоих: актеры здесь разыгрывают бурю страстей на фоне свершившегося апокалипсиса. И снята «Дорога», очевидно, для публики, с пьесой знакомой, достаточно узкого круга театралов. Хотя Лукачевский попадает при этом и в фестивальный тренд постапокалиптического кино, не превращаясь, впрочем, в снятую силами сельского клуба «Туринскую лошадь» (ее режиссер не видел, и к лучшему). Точный по смыслу фильм задевает, приземляется, оседает камнем в груди.
В детстве я каждое лето в детстве проводил в городе Бежецке, в Тверской области (странным образом город этот то и дело упоминается в фильмах режиссера Рогожкина). Там обитал дед, которого любили снимать столичные журналисты. Как-то раз еще молодым человеком он оказался в Эрмитаже. Как человека хозяйственного более всего его впечатлила мебель. Вернувшись домой, он взялся строгать кресла, диваны, столы примерно такого вида, какой, как ему казалось, имели гарнитуры в стиле людовиков и наполеонов. Дальше — больше: избушку украсил атлантами, придал характерные барочные формы наличникам, а перед крылечком установил скульптурное изображение любимой жены из дерева. Все вместе выглядело дико.
По идее примерно в том же режиме должно существовать и региональное кино, живущее вне студий, фестивалей, больших бюджетов, питчингов Минкульта и заявок. Трогательно копировать своими силами большой стиль, воспроизводя в масштабах избушки искусство с большой буквы.
Взявшись за «Офсайд», мы ждали именно такого наива и копирования. Но, чем дальше забирались в кинематографические дебри, тем больше убеждались, что расклад сил несколько иной. В Петрозаводске обнаружился Иван Кульнев — человек, снявший первый местный фильм, инди-ромком «Человек из банки». В Бурятии — целая толпа комиков, строгающих в год по фильму и ставших едва ли не главными местными знаменитостями. В Якутии — компания весельчаков, замахнувшихся на Monty Python. Вроде бы смешные копии с оригиналов, но копии эти сильней иных первоисточников.
Важно, что каждый из фильмов был местным хитом, о котором за границами, соответственно, Петрозаводска, Якутска или Улан-Удэ никто не слышал. Парни приходили к директорам кинотеатров, и, в конце концов, доставали тех настолько, что им разрешали пару раз показать свои творения. На сеансах, скажем, в десять утра. А потом на эти показы приходили толпы, и начинался уже нормальный прокат, в котором кустари укладывали профессионалов на лопатки одной левой. С одной стороны, понятно: хочется видеть на экране своё, родное, натуральное. А свое это не «Ночной дозор» и не «Елена», для жителя Улан-Удэ разница между Москвой и Лос-Анджелесом не так уж очевидна. Фильм, снятый талантливым парнем из соседнего подъезда, — другое дело.
Было ясно, что этот подпольный мир кустарей обладает свойством, благодаря которому просто не может не привлечь к себе внимание: по своим размерам, он, если не превосходит, то уж точно соответствует миру надземному. То, что подполье столь велико и продолжает расти, свидетельствует о том, что система работает неправильно, социальные и профессиональные лифты не работают, иначе кустари переходили бы в профессионалы.
По-настоящему специфику регионального кино лично я понял, лишь закончив составлять вторую программу «Офсайд». Она та же что и у инди-кино вообще. Только большие независимые почти растеряли свою независимость, а здесь — и малые бюджеты, и уйма фантазии, и ироничное отношение к первоначальной форме, каркасу, с которым работаешь.
Бывают, правда, удивительные исключения, когда инди-фильм играет на поле традиционного фестивального кино. Но это исключение только подтверждает правило — фильм Владимира Козлова «Десятка» на голову выше многих попыток сделать социальное кино протеста на русской почве. И документальная манера не выглядит кокетством, отзываясь стопроцентной органикой. И оглядка на образцы вроде «Одиночества бегуна на длинные дистанции» не кажется эпигонством. Сюжет не случайно строится вокруг парня, подававшего надежды в спорте (привет, «Такова спортивная жизнь»), но теперь прозябающего в провинциально-индустриальном болоте.
Есть такое свойство у этих условных кустарей (условных — потому что большая часть все-таки профессионалы, имеют образование и, хоть специфический иногда, но опыт): они любят придерживаться четких жанровых рамок. Точно так же, как тот дед с Эрмитажем. Делать нечто им неинтересно, они стремятся к предельной конкретике. Да, иногда — по-детски, иногда — играючи.
Это чувство жанра и формы — главный аргумент того, почему это не трэш. Чувство формы встречает здесь предельно четкое понимание аудитории. Конкретное настолько, что никто из «региональщиков» не стремится особенно к переходу на другой уровень: работать, например, с большой студией. Один из участников этого года Солбон Лыгденов, например, работал раскадровщиком и постановщиком трюков у Бекмамбетова, в его случае лифт пошел в обратную сторону. Подожди он еще пару лет и дебютируй на «Базелевсе» — представим себе невозможное — не в качестве одного из авторов альманаха «Ёлки», а с собственным фильмом, вышло бы комическое вторсырье. Но Лыгденов снял свой фильм сам, и теперь отрицает его принадлежность к жанру боевика, раз за разом повторяя: нет, это вообще не жанр, а чистая лирика.
В руках независимого режиссера любой жанр расширяет свои возможности, и в этом смысле региональное кино, действительно, синоним кино свободного. Знакомство с законами жанра, доскональное и одновременно органическое знание схем, пусть и накопленное не изучением лучших образцов, в итоге развязывает им руки. Собирая еще первый «Офсайд», мы нашли совершенно удивительный омский фильм «Споры», сделанный пришельцем из «побочной» профессии, мастером спецэффектов Максимом Дьячуком. Показать его мы не смогли только по одной причине — у фильма появились правообладатели. Дьячук вывесил в сеть трейлер, его увидели канадские дистрибьюторы. В итоге фильм вышел в прокат за океаном, а в Японии был выпущен на дисках. Лишь после этого мы смогли включить его в программу «Офсайда». «Споры» — удачный пример фильма, в котором чувство формы отлично сочетается со свободой ее преображения. Дьячук снимает традиционный молодежный хоррор, разбавляя расхожую схему узнаваемой (пост)советской хтонью. Молодую шпану здесь ловят и жрут простые русские вурдалаки, задремавшие со времен развитого социализма.
Читайте также
-
«Послание к человеку» — Что смотреть? Куда бежать?
-
Футурум-2024 на «Послании» — Опыты превращения в пыль
-
Денис Рузаев: «Неловко говорить, что в моей работе есть что-то сложное»
-
Дождь на станции Пупсянции — Пять мультфильмов «Окна в Европу»
-
Тост за бесконечность — «Филателия» Натальи Назаровой
-
«Кривенько-косенько, как надо» — Федор Кудрявцев о своем «Ровеснике»