Рецензии

В своем репертуаре. «128 ударов сердца в минуту»


128 ударов сердца в минуту. Реж. Макс Джозеф, 2015

Авторское предисловие

«Счастье приходит на цыпочках. А вы как думали? Трубить не будут», — спела в 1974 году Барбра Стрейзанд. По-моему, это касается и фильмов тоже.

Я убежден, что самые дорогие нам фильмы — не те, что выходят под фанфары и на которые мы за месяц заранее собираемся с друзьями, точно так же как самые главные люди в нашей жизни — не те, с которыми мы живем. Порой случайно увиденные фильмы оставляют такой же след как ночь любви, необремененной мыслями про совместное завтра, после которой выходишь на улицу — и какое-то время воздух уже не тот, что прежде. Бывает, это чувство возвращается на протяжении жизни — если всё сохранить в секрете, и только ваши мужья и жены могут почуять за совместным ужином что-то очень личное, нежное и необременительное, чего у вас с ними никогда не будет, во взгляде и прикосновении, которым вы обменяетесь с тем, с кем провели ту ночь много лет назад, передавая друг другу через стол перец.

Ирония в том, что я занимаюсь киножурналистикой — теми самыми фанфарами и трубами, что сопровождают выход фильма. Но становился счастлив от кино только, когда заходил спрятаться на полтора часа от дождя, чтобы не возвращаться домой между работой и вечеринкой или свиданием. В этом состоянии нетребовательности случайный фильм трогает, потому что болтает только с тобой и о чем-то совершенно неважном для широкой общественности. И еще потому что он не был смыслом дня, ты шел не на встречу с ним, он просто попался по пути и составил компанию до ближайшей развилки.

В общем-то, кино и затевалось как лекарство от скуки, способ скоротать время. О тех временах, когда к нему так и относились, специалисты потом говорят как об эпохах сильного кинопотока. В 80-е с возникновением кабельного телевидения ситуация в корне изменилась: поток позволил себе стать настолько скучнее, насколько меньших, по сравнению с походом в кинотеатр, движений и затрат требует просмотр фильма по каналу, который всегда можно переключить. И все же его никто не отменял. Другое дело, что хорошие создатели поточных лент не застрахованы от того, что те будут преподнесены как событие, да и ничего не имеют против, поскольку при правильном оформлении контракта это сулит им большие дивиденды. Поэтому сегодня поточный фильм — не непременно прошедший тихо. Скажем, «Агенты АНКЛ» Гая Ритчи — воплощение идеальной поточной продукции, но звучное имя режиссера заранее закамуфлировало картину под нечто большее. По счастью, сохранилась порода кинозрителей, которым имя Ритчи ничего не говорит: тогда происходит идеальная встреча.

Пожалуй, я разжевываю очевидные вещи, но запуская рубрику, где буду дважды в месяц просто рецензировать фильмы из текущего репертуара, кинопотока, на страницах издания, которое заточено, чтобы создавать и удерживать сверхценностное отношение к кино, мне приходится объясниться. В общем-то, я приглашаю каждого киномана сделать, как в песне ВИА «Гра», сто шагов назад, в тот день, когда они впервые переждали непогоду за фильмом и тот запал им в душу, а они ошибочно заинтересовались кинематографом, полагая, что разобравшись в нем и узнав его, они смогут чаще переживать это ощущение счастья. (Замечу в скобках, эта болезнь сродни эротомании, в которой самое главное заблуждение даже не в том, что надо пробовать со всеми, а что самый востребованный, ладно скроенный и сексуально атрибутированный человек и доставит тебе счастье. Или, другая крайность, что оно, это чувство, задержится в браке.) Затеял же я ее, чтобы стряхнуть морок ностальгии с такого прозревающего киномана: эти впечатления не обязательно удел прошлого, их можно обрести сейчас, как и всегда — кинопоток никуда не делся, просто изменился со времен вашей первой любви. Но как время оставляет отпечаток на обычных людях, не одержимых сверхидеями, так же оно проявляет себя через фильмы кинопотока. Возможно, знакомясь на протяжении сезона с сентября по июнь с новыми проходными фильмами, мы почувствуем воздух нашего времени и полюбим это чувство: то, о котором я сказал в начале. Посмотрим, может, получится. Во всяком случае, если продолжить аналогию между счастьем от кино и от любви, только совсем бешеные станут в поисках последней тратиться на неадекватные шмотки и из кожи вон рваться на прием, где, по слухам, появится наследный принц, вместо того, чтобы просто расслабиться после работы на курящей террасе доступного по карману ресторана, где выпивают ваши знакомые и где разочарование при любом исходе исключено — ужин и необременительная болтовня, чтобы восстановить силы и вытряхнуть из головы мусор дня, вам гарантированы.

 

Сентябрь, фильм первый: «128 ударов сердца в минуту»

США, режиссер Макс Джозеф, в ролях Зак Эфрон, Уэс Бентли, Эмили Ратайковски, Джонни Вестон, Шайло Фернандес

128 ударов сердца в минуту. Реж. Макс Джозеф, 2015

Наш первый фильм — просто идеальная находка для того, чтобы открыть рубрику о текущем кинорепертуаре: он скромный, неброский, незрелищный. Напрашивается слово «тихий», но это как раз не про него: мегатонны танцевальных треков, надрывающих колонки — единственный резон посмотреть его все-таки в зале, а не дома. Главный герой, Коул (Зак Эфрон) — диджей, точнее — хочет стать прославленным диджеем, а если уж быть совсем точным — придумал еще в школе, что будет им, и, как водится, убедил в своей избранности еще троих соседских пацанов, которые рады присоседиться в качестве раскрутчиков и видят в этом свое будущее и ту золотую жилу, что позволит им слинять от починки крыш под отцовский окрик на ту сторону Голливудских холмов. Потому что ребята живут по эту, в долине Сан-Фернандо. Здесь производят лучшее в Америке порно, но оно не интересует ни их, ни авторов фильма. Когда на домашней вечеринке, которую их пригласили обслуживать за холмы, в Голливуд, фифа, потягивающая коктейль в шезлонге, фыркает от перспективы поесть суши в Сан-Фернандо — хотя славятся они не меньше тамошнего порно, — ребята внутренне на ее стороне. Авторы тоже, но у них особое мнение о том, как нынче пересекается эта граница.

Конечно, если брать диджея как метафору успешного творца, для начала нужно знать законы анатомии, воздействие ритма на человеческий организм, чтобы разогреть, раскачать, завести и пустить в отрыв, это «АБВГДейка», а «128 ударов» — все-таки фильм из Америки, где в точную науку верят и диск-жокеи, и постановщики бродвейских мюзиклов, и сценаристы, и писатели, и кинорежиссеры. Но по ходу фильма и общения со старшим демиургом танцпола (Уэс Бентли), чья звезда идет на убыль в силу его прогрессирующего алкоголизма, Коул узнает две вещи: 1) хотя трек генерируется компьютером, сводимые звуки должны иметь живое происхождение (удар всамделишного барабана, грубо говоря) и 2) учиться — значит, осваивать опыт успешных, но художник становится звездой тогда, когда освобождается от заимствований и создает что-то сугубо своё. Микшируя, как положено диджею, эти две истины в свободном, раскрепощенном состоянии сознания, которого Коул достигает за счет, опять-таки, комбинации влюбленности и наркотиков галлюциногенной группы, он находит свой путь: наполняет ритмически модный и актуальный по стандартам с той стороны холмов узор звуками с этой, из родной Сан-Фернандо: звук патрульного вертолета, который он слышит во время утренней пробежки, гвоздей, заколачиваемых в крышу дружбаном-пролетарием (актер Джонни Вестон — новая Мария Шелл в штанах, Голливуд много потеряет, проморгав этого парня), фразу новой возлюбленной (Эмили Ратайковски, чьи откровенные фотосессии стоят того, чтоб на них взглянуть), сказанную перед первой ночью любви, когда она припечатала первый поцелуй новой для Коула таблеткой, жалобы приятеля, потерявшего жизненный драйв и веру в успех предприятия накануне нелепой в своей случайности, как всегда и бывает, смерти от передозировки.

Коул переложил звуки жизни, какую он знает, на ритм мира, где за истории платят деньги. И вот тут мы утыкаемся мордой в о-го-го какую послевоенную киношную традицию, ведущую начало от «Маменькиных сынков» Феллини, чтобы обнаружить: за 60 лет она претерпела полную девальвацию. Феллини — один из тех, с чьими именами связано само возникновение в конце 1950-х понятия «авторское кино», а «Маменькины сынки» — программный документ авторского синдрома. Феллини рассказывает точно такую же историю о компании провинциальных оболтусов, полуавтобиографическую, и жизнь их обретает смысл только став предлогом и сюжетом книги одного из них, описавших их брожения, а тот, в свою очередь, просто изложив анекдоты своей юности о жизнях без судьбы в городке без названия, становится римским модным писателем (Феллини же — режиссером).

40 лет спустя, когда восходили звезды Марка Уолберга и Леонардо Ди Каприо, в фильмах с аналогичным сюжетом «авторству» выписывался обязательный рецепт «школы улиц» и они становились культовыми для поколения 90-х, возведшего альтернативу в шик («Дневники баскетболиста»). Еще 10 лет спустя, когда оформлялся Ченнинг Татум, авторское кино из фестивального угощения и прокатного десерта для киногурманов превратилось в обязательное регулярное предложение для заполнения отведенной под него прокатной ниши, а подобные истории стали слишком прошлым веком для больших фестивалей, превратившихся в модные подиумы для киношных трендов, и перекочевали в Санденс, став чем-то вроде обязательной программы для недорогостоящей тренировки будущих голливудских поденщиков («Как распознать своих святых»). Сегодня, когда Зак Эфрон (или его агент) все никак не решат, в какую сторону качнуть звездную лодку растренированного и отрастившего на гормонах волосы на груди вчерашнего идеального твинка из школьных мюзиклов (в прошлогодней комедии «Соседи. На тропе войны» его персонажа назвали «идеальным геем, выращенным в пробирке», и это кажется вполне рабочим вариантом для его дальнейшего продвижения), эти истории уже не достигают и Санденса — они просто прокатный балласт перед сдачей на кабельное ТВ. Причем на заграничное — фильм финансировала французская Canal Plus. Пущенный Феллини бумеранг, достигнув Голливудских холмов, где пацан из Римини взял 4 «Оскара» и чуть не переснял «Кинг-Конга» со Стрейзанд в главной роли, вернулся в безымянную провинцию.

Но в том и обаяние картины, что вернулся-то он именно на свое место. Кинематографическая расслабленность ленты (ее редкие волшебные моменты связаны с крупными планами Эфрона, потрясающей модели для мгновенного снимка, — навазелиненный объектив фиксирует его мутные от набежавших от зависти и крепкой марихуаны слез глаза, измененное счастьем и PCP состояние его вдруг ставшего по-младенчески безмятежным лица поймано в контровом свете утренней зари) адекватна нынешнему расслабленному состоянию людей молодого поколения и тех, кто остался молодым душой. Это, как говорят наши друзья-американцы, very today. Прощание с веком происходит не всегда под бой курантов, но теперь оно свершившийся факт. Эпоха, когда о творчестве и человеческой судьбе говорилось с придыханием и торжествовали эго и социопатия, завершилась. Сегодня больше похоже на конец Средневековья или раннее Возрождение, когда Бах просто аккуратно выполнял заказы и никто не боялся умереть в 50 лет, так ничего не успев. В эпилоге под титры через запятую показаны дальнейшие судьбы героев: этот пашет в фирме, наживающейся, как большинство сейчас, на неблагополучии живущих в кредит, тот — стоит на фейс-контроле, другая подает гамбургеры и учится совсем не в Стэнфорде, а Коул ездит по вызовам обслуживать голливудские вечеринки. Иногда они вместе проводят время. Именно так. Жизнь одного не лучше и не хуже жизни другого: просто — жизнь. Мне кажется отрадным, что времена фетишизации искусства, доведенные до абсурда Уорхолом, проходят, и новым поколениям не будут морочить головы мифами об избранности творцов. Вот прямо сейчас в провинциальных городах Европы и России они немногочисленными горстками коротают вечера за фильмом про то, что в творчестве в целом и в кино в частности нет ничего сакрального. Как и в городе по ту сторону Голливудских холмов. На смену вертикали иерархий пришла горизонталь равноценности всякой формы жизни и, если приходится зарабатывать самому, вынужденной самореализации в ней. Потому что если лезть на вершину Голливудских холмов — там вы найдете просто буквы, с которыми можно лишь сфотографироваться на память. Студии, где трудятся Скорсезе и создатели «Звездных войн», расположены на равнине. Совершенно такой же, как та, где снимают порно. Такой же, как те, где живем ты и я. Завтра повсюду будет просто еще один день.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: