Кто такой Александр Клюге?
Арт-критик. Норман Рокуэлл, 1955
Мне приходилось участвовать в таком количестве дискуссий о кинокритике, что давно считаю их делом абсолютно бессмысленным. Кульминационной точкой стало одно обсуждение. Французский критик, занимавший видную позицию в руководстве ФИПРЕССИ, долго объяснял функции и задачи нашей профессии, оппоненты возражали ему с пеной у рта, в зале пахло порохом. В своем выступлении я тоже сцепился с кем-то, и среди аргументов промелькнуло имя Александра Клюге — уже не помню, в какой связи. Зато хорошо помню реакцию французского коллеги. «А кто такой Александр Клюге?», — спросил он без ложного стеснения. Польский критик хмыкнул в рукав, наш ментор Клаус Эдер стал объяснять, что Клюге…один из пионеров нового немецкого кино и т.д. Француз, ничуть не стушевавшись, сообщил, что у него на родине (как будто Германия отделена от Франции пятью океанами) это имя не очень известно, так что с невежды и взятки гладки.
Соль анекдота горше, чем кажется. Практически у каждого критика моложе сорока можно обнаружить самые постыдные пробелы в кинообразовании. И они не могут быть ликвидированы с помощью торрентов. Когда-то мне указал на одну такую лакуну пожилой чешский профессор, добавив: «Ваше поколение уже физически не сможет просмотреть и осмыслить всю историю кино. В наше время фильмы появлялись синхронно с нашей жизнью. Вы пришли к этому столу слишком поздно — не потому, что на нем ничего нет, а потому, что он завален яствами, которых вы не в состоянии вкусить».
Мне кажется схематичной и далекой от реальности концепция профессии, предложенная на OpenSpace.ru Михаилом Ямпольским. Он делит кинокритику на «философскую» и «профессиональную». Но в итоге выясняется, что под первой он понимает просто хорошую критику с некоторым мыслительным масштабом (относя к ней Базена, Кракауэра и себя). А под второй — скучное прагматичное «киноведение», которое, тут М.Я. не прав, прекрасно процвело и в нашей стране — только не в университетах, а в том самом «баскаковском» институте, в котором начинал сам автор этой схемы. И Базен, и Кракауэр были, да, философами, но именно философами кино, а это значит, что их занимала не только природа, но и технология этого искусства. Разделяя пафос статьи, направленный против псевдо-профессиональной схоластики (она создана людьми, которым все равно чем заниматься — киноискусством или мясо-молочной промышленностью), не могу не заметить, что гораздо интереснее вовсе не замечаемая М. Ямпольским низменная область живой оперативной критики, которая локализуется еще по старинке в газетах, но все больше в интернете. И вряд ли, просматривая российские статьи о выходящих в прокат фильмах, читатель получает прямую рекомендацию — покупать или не покупать билет (как в англоязычном мире). А иногда в самых непритязательных рецензиях-однодневках можно обнаружить больше философии, чем в научных сборниках и специализированных киножурналах.
Изменить своему правилу (заниматься критикой, а не критикой критики) меня побудили три-четыре текста, напечатанные на сайте «Сеанса» людьми, которых я уважаю и ценю. Как профессионалов, но не только. Дело в том — еще одна причина моего нежелания комментировать высказывания коллег — что, как в каждом профессиональном сообществе, в нашем хватает дерьма, и лучше его не ворошить. Особенно в наши дни, когда новые формы коммуникаций сделали минимальным разрыв между промелькнувшей мыслью и репликой в фейсбуке. То, что раньше хранили глубоко внутри себя и предъявляли разве что близким друзьям на кухне за рюмкой водки, теперь вываливается во всей своей красе в сеть.
Иллюстрацией этой легкости в мыслях необыкновенной стал опрос кинокритиков на том же самом OpenSpace.ru с дурацким вводным вопросом: «Мнению кого из коллег вы безоговорочно доверяете?» Именно так: не читаете, не уважаете, а «безоговорочно доверяете» — что случается разве что по отношению к Господу Богу в раю. Каков вопрос — таков ответ. Самые наивные принялись рассказывать, кого они почитывают и почитают. Самые циничные — и они, конечно, правы — заверили, что не доверяют никому, уж из российских критиков тем паче, не приведи господь. После чего состоялся обмен ржачками в фейсбуке — невинный и непосредственный, как у детишек в песочнице. Впрочем, и там уже хорошо видно, who is who, кто только играет в цинизм, а кто не ребенок вовсе, а злобный карлик. Так что резюме ветерана профессии Юрия Гладильщикова, тоже угодившего в песочницу («у нас на редкость нормальная и независтливая среда… никто никому не ставит подножки, никто не источает по отношению к коллегам желчь из клыков») звучит в высшей степени иронично, хочет того автор или нет.
Так вот, люди, о которых пойдет речь, не говнюки. Кроме того, они искренне любят кино, а не только себя показать, хотя и это любому человеку приятно. Но когда только это или главным образом это, становится неинтересно. Несколько способных критиков сломали себе шею и превратились во фриков. Они умели прекрасно писать и тонко анализировать материю кино, но имя себе сделали не на этом. А на том, что, например, осмеивали «хромой кинематограф» Сокурова или рассказывали восхищенной публике, как на сцену «Кинотавра» выходят «живые трупы» народных артистов. И сегодня не перевелись охотники анализировать фильмы на основе физиологических особенностей их создателей, есть даже специалисты по виртуальным этническим чисткам.
Антон Долин, написавший несколько солидных книг (лучшая — об Алексее Германе) и несметное количество статей, в такого рода самоподаче не был замечен. Этот все еще довольно молодой человек сделал невероятно много для пропаганды хорошего кино — европейского, азиатского и даже российского. Иногда, правда, он был чересчур добр по отношению к фильмам, которые этого не заслуживают, но кто не без греха. И потому долинский призыв не писать ничего плохого о картинах, выходящих в прокат, во всяком случае, воздерживаться от этого шага из последних сил можно счесть просто следствием врожденного гуманизма. А можно объяснить усталостью от кинокритического брюзжания, которое стало для кого-то формой жизнетворчества и самовыражения. Статья «Война френдов» — своего рода крик отчаянья темпераментного человека, увязшего в фейсбуковских баталиях, как герой фильма «Стыд» — в беспорядочном сексе. Это симптоматично: начав очень рано, Долин успел к тридцати пяти годам во многом исчерпать возможности сначала газетной, потом книжной, а вот теперь и интернетовской критики, которые все, одна за другой, скукоживаются в ускоряющемся мире. Возможно, пережив кризис среднего возраста, он найдет себя в чем-то ином — например, в преподавании: для этого у него есть все данные.
Алексей Гусев, тоже еще не прошедший сорокалетний рубеж (он даже на год моложе Долина), идет совсем другим путем. Насколько я могу судить, он становится культовой фигурой в Петербурге, идя на смену покойному Сергею Добротворскому и ныне здравствующему Олегу Ковалову. Лекции Гусева о кинематографе фашистской Италии, например, просто отменные. В последнее время, впрочем, Гусев, возможно, неожиданно для себя, стал звездой интернетовских сражений: начало этому положила рецензия на фильм «Артист». Гусев абсолютно справедливо уличает Мишеля Хазанавичуса в крайне приблизительном знании немого кинематографа, его исторических вех, ключевых фигур и стилей. Узнав, что Гусев выпускник мехмата, я, сам прошедший этот путь, особенно оценил безупречный счет (правда, с одной ошибочкой, на которую указал внимательный читатель), предъявленный оскаровскому триумфатору по части дат и фактов. Однако вся эта математическая точность в некотором смысле вовсе не точна. Гусеву с высоты занятой им, достаточно снобистской позиции плевать на то, что «Артист» посмотрели миллионы зрителей во всем мире и хотя бы таким образом узнали о том, что кино бывает не только черно-белым, но и немым. Ему, очевидно, все равно и то, что «Туринская лошадь» Белы Тарра вышла в России одной копией, и он честно уличает этот образчик экстремального артхауса в провинциальности, не боясь отвадить последнего потенциального зрителя. Уважаю, или, как теперь пишут, респект. Но понимаю и возглас в фэйсбуке Никиты Карцева из «Московского комсомольца» в адрес Гусева: «Поразительный пример того, как можно быть таким образованным и таким тупым». Как по мне, так «Туринская лошадь» — главный фильм нулевых годов во всем мире.
Борис Нелепо намного моложе двух героев этих заметок: по существу, на целое поколение. Он стал синефилом в совсем уж нежном возрасте и остался им по сей день. В отличие от Долина, который любит культурный мейнстрим и считает «Аватар» авторским фильмом, Нелепо ходит по тайным тропам кинематографа, не боясь прослыть маргиналом. Из этой позиции он сформировал свою критическую программу — чрезвычайно достойную и благородную. Однако и она не лишена элемента снобизма: в одном своем постулате Борис слишком категоричен. Не все, подобно ему, имеют возможность отойти от главной дороги и, скажем, приехав на фестиваль в Берлин или Венецию, выискивать спрятанные в кустах экзотические цветы. Большинство корреспондентов ежедневной прессы, засылаются на большие фестивали с целью проинформировать читателей прежде всего о конкурсе, сопутствующих ему интригах, посетивших фестиваль звездах и прочей мишуре. Увы, от нее никуда не денешься, а возможности человеческие не безграничны. Освещать «главную дорогу» требуют не только редакторы, но и аккредитующие представителей прессы фестивали.
Но это частности. Суть же в том, что все трое, будучи очень разными людьми — настоящие культуртрегеры, а сфера их деятельности далеко не сводится к кинокритике как таковой. Они читают лекции, организуют фестивали, формируют образовательные циклы на радио — словом, всеми возможными средствами просвещают публику. Каждый делает это по-своему, в соответствии с собственным представлением о прекрасном. Гусев — аскет, Рахметов, рыцарь печального образа, невозмутимый и непреклонный. Это он от лица «фрэндов» нанес «ответный удар» Долину, переведя вопрос о кинематографических вкусах в моральную сферу чести и совести. Долин — «рэбе», «гуру», он любит собирать вокруг себя паству и учить ее жить по правилам, иногда и морализируя тоже. Нелепо — сектант-синефил, член полуподпольного общества, хранящий в группе единомышленников таинство кино, но при этом — что радует — совершенно не презирающий «зрительскую массу».
Признаюсь, существование этих троих молодых людей (а на самом деле их больше) вселяет в меня оптимизм и веру в будущее нашей несчастной профессии. Ее называли эфемерной еще в те времена, когда я решил променять мехмат на ВГИК. Сегодня она рискует стать виртуальной. Но не станет. И ветеранам (как мы с Гладильщиковым), молодежь не дает расслабиться. Никогда не поздно учиться писать лучше и узнавать больше, чтобы ненароком не задаться вопросом: «Кто такой Александр Клюге?»
