Эссе

О вреде знаний, презрении к зрителю и любви к экзотическим растениям


Персонаж мультсериала Критик Джей Шерман

На Facebook отгремели кинокритические бои вокруг фильмов «Стыд» и «Артист», теперь же по инициативе «Сеанса» дискуссия перенесена на отдельную публичную площадку. Хочется прояснить позицию относительно высказываний коллег.

Антон Долин в статье «Война френдов» объясняет высокий градус полемики личной антипатией, мне же кажется, что острота дискуссии является следствием того, что в ней наконец-то затронут ряд тем, о которых никто давно не разговаривал и не спорил. Абстрагируемся от личных выпадов и увидим, что было озвучено множество симптоматичных наблюдений, были заданы вопросы, на которые так и не было получено ответа. Допустимо ли к сугубо развлекательному фильму подходить с солидным киноведческим инструментарием? Уместна ли классическая музыка в качестве звукового сопровождения к мелодраматическим сценам? Насколько должен разбираться в истории кино человек, снимающий пастиш великого немого? По каким критериям можно судить об оправданности использованных художественных средств? Наконец, позволительно ли писать рецензии на фильмы по воспоминаниям полугодовой давности?

К сожалению, «Война френдов» не заостряет внимание на этих вопросах, а предлагает разочаровывающую классификацию критиков, снова возвращающую нас в пространство персональных нападок. Мир якобы разделен на два лагеря — в одном любят кино и ненавидят зрителя, в другом седьмой вид искусства не очень жалуют, но самоотверженно трудятся на благо человека, приходящего в кинозал. Это утрирование являет собой риторическую уловку, поскольку второй тип критиков (к ним относит себя и Антон Долин) выглядит по описанию куда симпатичнее гипотетических мизантропов из первой категории.

Завиральное утверждение о так называемом презрении критика к зрителю, этот укоренившийся в головах миф, давно уже нуждается в развенчании. Показательно, что Долин дает крайне неприглядный типический портрет зрителя. Это невежественный недотепа, не способный запомнить стоящее в титрах имя режиссера картины; он простодушно радуется всему, чтобы бы ему только ни проецировали на киноэкран; его вечно обижают высокомерные равнодушные критики. До такого зрителя необходимо снизойти, «повторять очевидное, напоминать имена и биографии известных деятелей»; словом, поучать. А можно и вовсе беседовать с ним как с безответным олигофреном, представляя португальского классика Мануэля де Оливейру как «чудо-юдо», которым читатель не заинтересуется, если не сравнить его с Бенджамином Баттоном.

Мне-то лично всегда казалось, что со зрителем/читателем нужно разговаривать как с равным. Обычный зритель способен невзлюбить того же «Артиста» ровно с той же вероятностью, что и критик — в таком случае последний представит в своем издании точку зрения и этого зрителя тоже, поможет ему разобраться в природе своего неприятия фильма. Совершенным идеализмом является преувеличение собственного значения — общеизвестно, что ни один опинион-мейкер в нашей стране не способен хоть как-нибудь повлиять на непредсказуемую стихию кассовых сборов. Что же до людей, которые не утруждают себя запоминанием имени автора увиденной ленты, то, как бы ради них ни старался критик, его трудов никто не оценит, поскольку конкретно эта публика вовсе не проявляет интереса к такому полю человеческой деятельности как арт-критика.

Спор об «Артисте» интересен в первую очередь тем, что продемонстрировал отсутствие культуры восприятия негативных отзывов. Как выяснилось, существует миллион объяснений, почему критические статьи писать неприлично. Один фильм слишком популярный, и нельзя плевать в душу широкой аудитории. А другой, напротив, неизвестен, выходит малым количеством копий, так зачем обижать филантропа-прокатчика. Третий вовсе являет собой кино для детей и юношества, а оно априори неподсудно. Упаси бог ругать российское кино на зарубежном фестивале — непатриотично; к тому же дата публикации вашей рецензии может совпасть с днем рождения режиссера, неужели не совестно?

Вот и аргументированный разбор «Артиста» киноведом Алексеем Гусевым вызвал тучу предсказуемо клишированных реакций — критик разучился получать удовольствие от кино, завидует чужому успеху, полон комплексов, попросту выпендривается. В этом не было бы ничего нового — именно такие отзывы приходится разгребать в комментариях под любым текстом в любом издании после повсеместного введения вебдванольного культа обратной связи — если бы с этими мнениями неожиданно не солидаризировалось профессиональное сообщество. Я бы сказал, что рецензия Гусева по-своему типична для киноведческого издания — аналогичные тексты появились на серьезных иностранных площадках: New Yorker опубликовал въедливый анализ непонимания Хазанавичусом природы немой актерской игры, одно из лучших изданий о кино Cinema Scope отметилось разгромной рецензией. Реакция же российских коллег парадоксальна — ответом на гусевский текст стало предложение быть проще и утверждение «посмотрел сто немых фильмов — потерял шанс получить удовольствие от „Артиста“, потому что вредно знать слишком много».

На страницах зарубежной прессы тоже иногда случаются громкие скандалы. Один из последних — длившаяся полгода беспощадная полемика о колонке малоизвестного критика Дэна Коиса, опубликовавшего в New York Times образцовый пример троллинга, в котором он высмеял поклонников Тарковского и Дерека Джармена и окрестил медленные фильмы «культурными овощами», которые нужно запихивать в себя против воли. Эта непритязательная заметка вызвала невероятный по накалу спор, в который включилось множество изданий (см. здесь, здесь, здесь и здесь). С тех пор меня мучает парадокс: почему для зарубежных коллег поводом расчехлить топор войны является самодовольная манифестация невежества, а у нас  негодование коллег, напротив, вызывает чужая образованность? Не говоря уже о том, что популистская бравада в стиле «а я не смотрел ни одного фильма Пазолини» подчас считается эталоном кинокритического дендизма.

Другой случай — фильм «Стыд» из конкурса Венецианского фестиваля. Интересно, что доброжелательные коллеги не просто упрекнули меня в «агрессивной глупости» за его критику, но и тут же припомнили, что я хвалил другую (признанную однозначно плохой) картину из программы того же смотра. То есть, я нарушил сразу два консенсуса, установившихся в кругах отечественной фестивальной критики: по одному фильму, бесспорно хорошему, и другому, бесспорно плохому. В связи с этим принципиальным кажется разговор о стихийно сложившейся монополии на транслируемую с фестивалей картину мира, которой не подобает предлагать альтернатив; о нетерпимости к факту существования иной системы координат.

Как вообще устроена работа на крупном фестивале? На фестивали ездит один и тот же пул авторов. Сломя голову, они бегут на самые громкие премьеры, затем усердно пишут похожие друг на друга отзывы, в которых главным образом пересказывается сюжет, который приправляется сиюминутным произвольным измышлением. Ценность этих отзывов не велика и не важна, поскольку к моменту выхода любого из фестивальных хитов о написанном уже забудут; соревнование ведется на скорость — в соответствии с извращенной медийной логикой лучший материал у того, кто первым повесил его к себе на сайт. Есть еще такой жанр «джанкет» — 15-минутные встречи режиссеров с группой журналистов из разных стран; впоследствии эти мини-пресс-конференции выдаются за настоящие интервью. Описанное выше — рутинная работа журналиста, как это принято в новостных агентствах; основной упор сделан на информационный повод и оперативность публикации. Мне почему-то казалось, что если человек выбрал специализацию не просто журналиста, а кинокритика, то его первоочередным обязательством является еще смотреть по сторонам, не ограничиваясь дежурным фестивальным минимумом.

Если вы не читаете зарубежную прессу, у вас может сложиться впечатление, что единственный повод, ради которого был затеян Венецианский кинофестиваль, — это фильм «Стыд». Перечислю пунктирно то, о чем из российских репортажей узнать было невозможно. Премьера наконец-то завершенного фильма великого классика Николаса Рэя «Нам домой возврата нет», ранее он демонстрировался только тридцать лет назад в неоконченном варианте. Возвращение в кинематограф после двенадцатилетнего перерыва Уита Стиллмана — прекрасного комедиографа, на фильмах которого (изданных лейблом Criterion) сформировался Уэс Андерсон. Предпринятая знаменитой бельгийкой Шанталь Акерман экранизация дебютного романа Джозефа Конрада. Своего рода ответ на «Пину» Вима Вендерса — автобиографическая картина неплохо известного и в России театрального постановщика Пиппо Дельбоно. Полнометражный дебют британского таланта Бена Риверса. Новое кино патриарха американской документалистики Фредерика Уайзмена. Наконец, великолепная ретроспектива итальянского авангарда шестидесятых-семидесятых годов. Неужели все это никому из профессионалов совсем не интересно?

В исходном тексте о предназначении кинокритики Антон Долин прибегает к спорной метафоре: «Вокруг нас джунгли, в которых сгущается тьма. Мы стоим маленьким кружком вокруг костра, а из зарослей лезут дикие звери, а у нас — всего пара зазубренных мачете на всех». Что же, напомню о том, что тьма имеет обыкновение рассеиваться с восходом солнца — и тут-то критик и может с удивлением обнаружить себя не в джунглях, а в трех соснах, среди которых он с достойным лучшего применения упорством бродит кругами. Может быть, самое время выбросить эти зазубренные мачете? Мы, действительно, находимся в странной ситуации. Прокат арт-кино мертв, Музей кино закрыт, доверие к культурной журналистике подорвано. И в то же время прогресс (в том числе и торренты) разрушил занавес, отделявший нас от мира, мы не живем больше на периферии. На наших глазах переписывается и дописывается история кино, все время издаются на DVD фильмы, ради которых еще десять лет назад иной синефил готов был предпринять трансатлантический перелет, появилась невероятная возможность самообразовываться. Кроме того, даже в России проводится множество небольших фестивалей. На что же жаловаться? Зачем все время играть на сужение контекста, а не на его расширение?

Антону Долину ответил Алексей Гусев, не нашедший никаких сходств в их методах работы. И оба парадоксальным образом оказались по одну сторону баррикад. Гусев — чуть ли не единственный у нас пишущий представитель академического киноведения — убежден, что в искусстве существует непререкаемая объективная истина, которую можно измерить, подсчитав монтажные склейки; Долин же верит в беспристрастную оценку полученного от просмотра удовольствия. Странно сегодня об этом говорить, но в киномире уже лет пятьдесят благополучно существует безоценочная критика, не ставящая перед собой цели как-то ранжировать фильмы, расставляя им баллы; она может представлять собой жанр чистого интеллектуального письма. Существуют и другие типы; упрощенной классификацией здесь не обойтись. Так пусть же каждый возделывает свой собственный сад, не подливая химикаты в оранжерею соседа. В конце концов, не воюет же любимец публики Роджер Эберт с академиком Дэвидом Бордвеллом?

Было бы несуразно поучать коллег, о чем им писать и чем интересоваться, еще глупее объяснять, какой должна быть критика. Поэтому буду говорить только за себя. В пространстве политического существуют социалисты, консерваторы, либералы; все они искренне верят, что именно их набор взглядов способен поменять мир к лучшему. Так и в кино вряд ли смогут сойтись поклонники Эрика Ромера и Стивена Содерберга. Как по мне, в этой субъективности как раз и заключается прелесть хорошей критики. Убежден, задача критика следовать собственному вкусу, выстраивать личную последовательную систему координат. Тексты двух разных людей не могут быть похожими, у них различается мировоззрение, круг чтения, личный опыт  — ключевые для восприятия искусства категории. А вот уж зритель быстро сориентируется, представляет ли для него какой-либо интерес такое письмо или нет.

Райнер Вернер Фассбиндер однажды разочарованно писал, что в кино существует такой тип фильмов — «красивые, но все же экзотические растения, цветущие так далеко и так уединенно», что замечать их считается глупо и проще не обращать внимание. В сегодняшнем мире безграничных возможностей наконец можно позволить себе не рассматривать фильмы как требующие оценки продукты. Видеть в них высказывание об окружающем мире, искренне их любить, не смотреть на кино свысока. Верить, что все фильмы рождаются равными, и потому необязательно ограничиваться знакомством только с теми, у которых есть достаточная медийная раскрутка. Напоминать о забытых шедеврах, выстраивать связи между кинематографом прошлого и современности. Сегодня снимается столько замечательных картин, что лично мной дело критика воспринимается как удовольствие почаще сворачивать с проторенных маршрутов на эти тайные фассбиндеровские тропы, находить в темных пещерах сокровища и с удовольствием рассказывать об их красоте людям. А можно не только рассказывать, но и показывать — во всем мире сегодня лучшие критики занимаются кураторской работой, поскольку один показ способен сделать куда больше, чем десяток газетных заметок. Все это я и называю разговором со зрителем на равных. Уж не знаю, где здесь ненависть.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: