«Мы хотели создать Готэм-сити в Москве» — Елена Хазанова о сериале «Надежда»
На Start идет сериал «Надежда» о двойной жизни женщины-киллера. Дома она мама и жена, а за порогом — московская Никита. Тимур Алиев поговорил с режиссером Еленой Хазановой о женских образах в кино, творческом союзе с Викторией Исаковой и о будущем проекте «Они».
В центре практически всех ваших историй — женщины. В «Игре слов» и «Синдроме Петрушки» героини существуют на фоне мужчин. В «Любовницах» и «Одном вдохе» женщины как бы предоставлены сами себе. В «Надежде» получилось нечто среднее: с одной стороны, Надежда — сильная героиня, с другой стороны, ее жизнью по-прежнему управляет мужчина. С чем это связано?
Я часто думаю о том, почему мне интересны в основном только женщины и их истории. Думаю, каждый фильм совпадает с тем, кем мы являемся на тот момент, когда работаем над картиной. «Игра слов» — отчасти автобиографическое кино, сценарий основан на моем личном опыте. Сегодня я другая. Мы все постоянно меняемся. В последние годы, так вышло, меня интересуют истории о женщинах.
По жанру и драматургии «Любовницы» и «Один вдох» — совершенно разные картины. В «Любовницах», которых я изначально сама придумала, заложена универсальная тема отношений мужчин и женщин. В «Одном вдохе», основанном на реальной судьбе Натальи Молчановой — победа над собственным страхом. В любой момент жизни и женщины, и мужчины могут оказаться наедине с самыми страшными своими демонами. Я вдохновлялась настоящим человеком — не супергероем, а обычной женщиной, и она, как и миллионы других, способна на все. Даже если речь идет о маленьком городе и женщине в возрасте 40 лет, которая, если отталкиваться от российских стереотипов, должна растить детей и стоять у плиты, а не рисковать жизнью, занимаясь экстремальным спортом.
Когда мне предложили историю «Надежды», я, конечно, сразу вспомнила о «Никите» Люка Бессона, опиралась на нее. Мы общались с продюсером Алексеем Троцюком, обсуждали, что могло бы быть с Никитой дальше — и мне стало интересно. «Надежда» не копирует Никиту. У нас в сериале героиня поставлена перед выбором, который она вынуждена сделать. Надежда живет, не упиваясь тем, что она убийца. Какие бы страшные вещи вокруг ни происходили, человек — не белый и не черный. В нас огромное количество парадоксальной двойственности; недаром в первых сериях «Надежды» упоминается доктор Джекилл и мистер Хайд. Об этой же двойственности и «Синдром Петрушки», где исследуются отношения создателя и его создания. Центральная тема в этом сериале для меня как для режиссера — принятие себя, поиск внутреннего равновесия и гармонии.
Важно найти что-то, что соединяет архетипы западных историй со спецификой страны, социума и места, где ты снимаешь.
У вас за последние годы с Викторией Исаковой сложился творческий союз. Вы сделали вместе «Один вдох», сейчас выходит «Надежда», а недавно анонсировали ленту «Они» с ней, Ксенией Раппопорт и Чулпан Хаматовой. Насколько я понимаю, сценарий «Надежды» сразу под Исакову писали.
Когда Алексей Троцюк со мной связался, у него была идея сериала. Мы с Викой тогда закончили работу над «Одним вдохом», он знал об этом проекте, видел его. Творческие союзы — это, конечно, не панацея, но когда вы идете вместе из проекта в проект, устанавливается творческое взаимопонимание — ты начинаешь фразу, а человек ее заканчивает, понимая тебя с полуслова. Это ценно, хотя и не значит, что я теперь буду работать только с Викой Исаковой. Однако у нас есть взаимное доверие, глубинный интерес делать больше, идти дальше того, что уже написано. Это большая удача.
«Очень женские истории» — Юлия Мишкинене и Наташа Меркулова о фильме
В чем для вас главный секрет Виктории Исаковой? Чем она вас привлекает как режиссера-постановщика?
Талант, хотя это и субъективное, абстрактное понятие. В Вике есть тайна или волшебство, если хотите. Мне до сих пор не все про нее понятно. Актер, которого можно прочитать насквозь, может играть лишь не очень сложных персонажей. Волшебство Вики Исаковой поднимает каждую сыгранную ей сцену на какой-то новый уровень. Есть такое французское слово grâce, которое нельзя дословно на русский язык перевести. Это некое волшебное соединение того, что есть в нас, и того, что приходит к нам сверху. Например, в финальной сцене «Одного вдоха» есть момент, когда героиня идет по палубе перед нырянием. Это было мгновение, когда близкая подруга нашей героини Натальи Молчановой, находившаяся на съемках, заплакала, потому что действительно тогда увидела Наталью. Ради такого волшебства кино и стоит снимать.
На премьере вы сказали, что для вас «Надежда» — это «Джессика Джонс в Готэм-сити». По-вашему, российские сериалы могут всерьез конкурировать с Marvel?
Я смотрю много и европейских, и американских сериалов. Видя, какой у нас получилась «Надежда», я считаю, что это уровень хороших европейских сериалов. С «Джессикой Джонс», конечно, не сравнить, хотя бы потому, что там бюджет был во много раз больше. Это был референс в плане построения мира. Мне было интересно ни разу не показать Москву такой, какой мы привыкли ее видеть, без открыточных видов и узнаваемых ракурсов. В каких-то историях город-штамп очень органичен, но не в нашей. Комиксы работают в похожем ключе — показывают привычный нам город, но в некой параллельной реальности. Именно такую параллельную реальность мы постарались создать с нашим оператором, Алексеем Зайковым. Мы хотели создать Готэм-сити в Москве, при этом не делая вид, будто мы в Америке. Думаю, сегодня все уже поняли — важно найти что-то, что соединяет архетипы западных историй со спецификой страны, социума и места, где ты снимаешь.
Всем историям есть место, главное не пол, а чтобы история была сильная.
Повествование в «Надежде» делится на настоящее время и флэшбэки из 1990-х, но цветовая палитра окружающего пространства почти не меняется.
У нас прошлое немного песочное и размытое. Не все там было хорошо, но используются более теплые тона. А настоящее — та тюрьма, в которую героиня сама себя посадила и из которой пытается вырваться. Здесь все жестче, чем в прошлом: это касается и цвета, и света. Каждый выбор, который делает молодая Надя, предопределяет то, что произойдет через 18 лет. В настоящем единственный светлый островок — ее квартира, где она живет с мужем и дочерью. Все остальное как раз Готэм-сити: тьма, мрак, место, где она задыхается. А в прошлом у молодой Нади больше воздуха, больше легкости.
Весной на видеосервисе Start появилась драмеди «257 причин, чтобы жить» с сериями по 25 минут. Следом и ваша динамичная, насыщенная событиями драма «Надежда» выходит в аналогичном формате. Почему такой метраж?
Уложить шпионский сюжет в 25-минутный формат Start предложил уже на этапе написания сценария. Сначала я сомневалась: с таким хронометражем обычно выходят комедийные форматы. Но пока мы готовились к съемкам, я посмотрела первый сезон «Возвращения домой» (Homecoming) с Джулией Робертс. Там я увидела, как жесткая драма может работать в 25-минутном формате, окончательно поняла, что это возможно. Очень важно, что это решение было принято не после съемок. Не было такого: «Давайте вместо 40 минут сделаем эпизоды по 25». За 25 минут можно прописать начало, середину и конец, при этом зацепив зрителя так, чтобы у него возник голод в ожидании нового эпизода. Конечно, не для всех историй короткая форма подходит: например, недавно на сервисе Quibi вышел сериал «Выжить» (Survive), там серии длятся по семь минут. По-моему, за это время у авторов совсем не получается рассказать цельную историю.
Хотел узнать по поводу имени героини. В первых сериях мы узнаем, что Надежда — не настоящее имя персонажа Вики Исаковой. Узнаем ли мы его в будущих сериях?
В одном из эпизодов мы упоминаем ее настоящее имя, но это не играет большой роли. В тот момент, когда Лев говорит ей: «Будешь Надеждой», она примеряет на себя образ, в котором живет долгие годы. В будущих сериях вы еще заметите, что будет происходить с именами героев.
В ближайшие годы сильных женских образов будет еще больше. А потом, думаю, постепенно возникнет равновесие.
А как Надежда вообще смогла завести семью?
Надя, конечно, не имела права заводить семью. Ее напарнице Любе не разрешили этого сделать. В будущих сериях вы увидите ответ на ваш вопрос. Но чем дольше Надя живет двойной жизнью, тем сильнее страдает ее личность. Она выстраивает систему существования двух разных личностей, но однажды эта система даст сбой. В сериале два ее мира начинают пересекаться, и это становится серьезным испытанием для психики.
В третьей серии появляется Алексей Гуськов в роли главы организации, которая выдает «заказы» для Нади. Как он оказался в образе таинственного военного психолога на инвалидной коляске?
Я когда-то увидела Алексея в фильме «Концерт» румына Раду Михэйляну, где он мне очень понравился. Это актер, у которого, как и у Вики Исаковой, есть тайна — я не все про него понимаю. Коляски у его персонажа в «Надежде» изначально не было, коляску я придумала для его героя позднее, когда Алексей согласился на эту роль. Мне хотелось добавить этому персонажу необычные детали.
В какую сторону, по-вашему, будет меняться образ женщины в российских фильмах и сериалах в ближайшие годы?
В советском кино были сильные женские образы. Мы все знаем фильм «Комиссар» Александра Аскольдова. Это история сильной женщины. Я помню, как меня поразила героиня Мордюковой. Перемены, о которых вы сказали, происходят в кино по всему миру. Я помню, был такой клип, где мама с дочкой стоят перед шкафом с детскими книгами. Голос за кадром начинает говорить: «Сейчас мы уберем все книги, где принцесса ждет принца» — исчезает часть книг. Потом убирают книги, где героиня выходит замуж, потом те, где у нее красивое платье…. И остаются две книги. Драматургия развивается, это нормально. Когда-то все интересные герои были мужчинами, а женщины были фоном: дочками, женами и подругами. Из-за перемен и открывающихся возможностей сегодня даже ощущается кинематографический голод. Хочется наверстать упущенное. Посмотрите таблицу, которую сделали несколько лет назад на основе великих голливудских фильмов, получивших премию «Оскар» — там соотношение диалогов мужчин к диалогам женщин. Пропорция — 80 на 20. В ближайшие годы сильных женских образов будет еще больше. А потом, думаю, постепенно возникнет равновесие. Всем историям есть место, главное не пол, а чтобы история была сильная.
К сожалению, про инцелов мало говорят, а произошло уже, между прочим, шесть терактов.
Бытует мнение, что всплеск условно «женского кино» это откуп — компенсация за годы неравенства.
Если когда-нибудь мой фильм возьмут на фестиваль только потому, что я женщина, это будет ужасно. Мне бы хотелось, чтобы мой фильм брали на фестиваль, потому что он хороший. Но если мне не дадут снять какую-то историю, потому что я женщина, это тоже неприемлемо. Прежде всего я — человек, рассказывающий историю, художник. Важно, как ты рассказываешь. Если ты делаешь это здорово, и ты женщина — окей, но это не должно быть лишь потому, что ты женщина.
Расскажите подробнее про ваш будущий проект «Они» с Чулпан Хаматовой, Викторией Исаковой и Ксенией Раппопорт.
«Они» — история про инцелов и женоненавистников. Если помните, была такая история в 2018 году, когда в Торонто человек направил фургон в толпу людей в центре города. Я случайно прочитала о ней и обратила внимание, что за рулем был не исламский террорист, а человек, который ненавидит женщин, считает их источником зла на земле. Начала читать про них все больше и больше, приходя в ужас от полученной информации. Решила, что обязательно расскажу об этом. К сожалению, про инцелов мало говорят, а произошло уже, между прочим, шесть терактов.
Трансформация и право на выбор — Эдуард Оганесян о сериале «Чики»
Когда я начала изучать этот вопрос мизогинии в России, сообщества инцелов в стране почти не было. Но с тех пор возникло несколько крупных объединений, вроде вк-паблика «Мужское государство». Тогда я начала искать ракурс: давно было желание снять трех актрис в одной истории. Собственно, «Они» — история о мизогине, который решает не убить, а разрушить жизни трех известных, сильных и успешных женщин, чтобы доказать, что они никчемные существа, не заслуживающие того статуса, который имеют. По атмосфере планируется темный, жесткий триллер. Один из референсов — шведская «Девушка с татуировкой дракона». Это кино говорит об очень важных вещах, о домашнем насилии, которое, как мы знаем, в России не наказывается законом. Мне кажется, это крайне важная тематика.
А какова судьба проекта «Вне зоны доступа» по сценарию Анны Курбатовой и Анны Соболевской и сиквела «Любовниц»?
К съемкам фильма «Вне зоны доступа» мы должны приступить следующим летом. Это детское, юношеское кино, новое для меня. Нежная подростковая история любви. Сейчас я пытаюсь найти для нее правильный ракурс, нужную мелодию. А продолжение «Любовниц» будет, кстати, о мужчинах. Женщины отойдут на второй план.
Получается, можно сказать, что Елена Хазанова в ближайшие годы отойдет от амплуа рассказчика историй о сильных и независимых женщинах.
Да, снимаю с себя это звание.
Читайте также
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»