О вреде знаний, презрении к зрителю и любви к экзотическим растениям
Персонаж мультсериала Критик Джей Шерман
На Facebook отгремели кинокритические бои вокруг фильмов «Стыд» и «Артист», теперь же по инициативе «Сеанса» дискуссия перенесена на отдельную публичную площадку. Хочется прояснить позицию относительно высказываний коллег.
Антон Долин в статье «Война френдов» объясняет высокий градус полемики личной антипатией, мне же кажется, что острота дискуссии является следствием того, что в ней
К сожалению, «Война френдов» не заостряет внимание на этих вопросах, а предлагает разочаровывающую классификацию критиков, снова возвращающую нас в пространство персональных нападок. Мир якобы разделен на два лагеря — в одном любят кино и ненавидят зрителя, в другом седьмой вид искусства не очень жалуют, но самоотверженно трудятся на благо человека, приходящего в кинозал. Это утрирование являет собой риторическую уловку, поскольку второй тип критиков (к ним относит себя и Антон Долин) выглядит по описанию куда симпатичнее гипотетических мизантропов из первой категории.
Завиральное утверждение о так называемом презрении критика к зрителю, этот укоренившийся в головах миф, давно уже нуждается в развенчании. Показательно, что Долин дает крайне неприглядный типический портрет зрителя. Это невежественный недотепа, не способный запомнить стоящее в титрах имя режиссера картины; он простодушно радуется всему, чтобы бы ему только ни проецировали на киноэкран; его вечно обижают высокомерные равнодушные критики. До такого зрителя необходимо снизойти, «повторять очевидное, напоминать имена и биографии известных деятелей»; словом, поучать. А можно и вовсе беседовать с ним как с безответным олигофреном, представляя португальского классика Мануэля де Оливейру как
Спор об «Артисте» интересен в первую очередь тем, что продемонстрировал отсутствие культуры восприятия негативных отзывов. Как выяснилось, существует миллион объяснений, почему критические статьи писать неприлично. Один фильм слишком популярный, и нельзя плевать в душу широкой аудитории. А другой, напротив, неизвестен, выходит малым количеством копий, так зачем обижать
Вот и аргументированный разбор «Артиста» киноведом Алексеем Гусевым вызвал тучу предсказуемо клишированных реакций — критик разучился получать удовольствие от кино, завидует чужому успеху, полон комплексов, попросту выпендривается. В этом не было бы ничего нового — именно такие отзывы приходится разгребать в комментариях под любым текстом в любом издании после повсеместного введения вебдванольного культа обратной связи — если бы с этими мнениями неожиданно не солидаризировалось профессиональное сообщество. Я бы сказал, что рецензия Гусева
На страницах зарубежной прессы тоже иногда случаются громкие скандалы. Один из последних — длившаяся полгода беспощадная полемика о колонке малоизвестного критика Дэна Коиса, опубликовавшего в New York Times образцовый пример троллинга, в котором он высмеял поклонников Тарковского и Дерека Джармена и окрестил медленные фильмы «культурными овощами», которые нужно запихивать в себя против воли. Эта непритязательная заметка вызвала невероятный по накалу спор, в который включилось множество изданий (см. здесь, здесь, здесь и здесь). С тех пор меня мучает парадокс: почему для зарубежных коллег поводом расчехлить топор войны является самодовольная манифестация невежества, а у нас негодование коллег, напротив, вызывает чужая образованность? Не говоря уже о том, что популистская бравада в стиле «а я не смотрел ни одного фильма Пазолини» подчас считается эталоном кинокритического дендизма.
Другой случай — фильм «Стыд» из конкурса Венецианского фестиваля. Интересно, что доброжелательные коллеги не просто упрекнули меня в «агрессивной глупости» за его критику, но и тут же припомнили, что я хвалил другую (признанную однозначно плохой) картину из программы того же смотра. То есть, я нарушил сразу два консенсуса, установившихся в кругах отечественной фестивальной критики: по одному фильму, бесспорно хорошему, и другому, бесспорно плохому. В связи с этим принципиальным кажется разговор о стихийно сложившейся монополии на транслируемую с фестивалей картину мира, которой не подобает предлагать альтернатив; о нетерпимости к факту существования иной системы координат.
Как вообще устроена работа на крупном фестивале? На фестивали ездит один и тот же пул авторов. Сломя голову, они бегут на самые громкие премьеры, затем усердно пишут похожие друг на друга отзывы, в которых главным образом пересказывается сюжет, который приправляется сиюминутным произвольным измышлением. Ценность этих отзывов не велика и не важна, поскольку к моменту выхода любого из фестивальных хитов о написанном уже забудут; соревнование ведется на скорость — в соответствии с извращенной медийной логикой лучший материал у того, кто первым повесил его к себе на сайт. Есть еще такой жанр «джанкет» —
Если вы не читаете зарубежную прессу, у вас может сложиться впечатление, что единственный повод, ради которого был затеян Венецианский кинофестиваль, — это фильм «Стыд». Перечислю пунктирно то, о чем из российских репортажей узнать было невозможно. Премьера
В исходном тексте о предназначении кинокритики Антон Долин прибегает к спорной метафоре: «Вокруг нас джунгли, в которых сгущается тьма. Мы стоим маленьким кружком вокруг костра, а из зарослей лезут дикие звери, а у нас — всего пара зазубренных мачете на всех». Что же, напомню о том, что тьма имеет обыкновение рассеиваться с восходом солнца — и
Антону Долину ответил Алексей Гусев, не нашедший никаких сходств в их методах работы. И оба парадоксальным образом оказались по одну сторону баррикад. Гусев — чуть ли не единственный у нас пишущий представитель академического киноведения — убежден, что в искусстве существует непререкаемая объективная истина, которую можно измерить, подсчитав монтажные склейки; Долин же верит в беспристрастную оценку полученного от просмотра удовольствия. Странно сегодня об этом говорить, но в киномире уже лет пятьдесят благополучно существует безоценочная критика, не ставящая перед собой цели
Было бы несуразно поучать коллег, о чем им писать и чем интересоваться, еще глупее объяснять, какой должна быть критика. Поэтому буду говорить только за себя. В пространстве политического существуют социалисты, консерваторы, либералы; все они искренне верят, что именно их набор взглядов способен поменять мир к лучшему. Так и в кино вряд ли смогут сойтись поклонники Эрика Ромера и Стивена Содерберга. Как по мне, в этой субъективности как раз и заключается прелесть хорошей критики. Убежден, задача критика следовать собственному вкусу, выстраивать личную последовательную систему координат. Тексты двух разных людей не могут быть похожими, у них различается мировоззрение, круг чтения, личный опыт — ключевые для восприятия искусства категории. А вот уж зритель быстро сориентируется, представляет ли для него
Райнер Вернер Фассбиндер однажды разочарованно писал, что в кино существует такой тип фильмов — «красивые, но все же экзотические растения, цветущие так далеко и так уединенно», что замечать их считается глупо и проще не обращать внимание. В сегодняшнем мире безграничных возможностей наконец можно позволить себе не рассматривать фильмы как требующие оценки продукты. Видеть в них высказывание об окружающем мире, искренне их любить, не смотреть на кино свысока. Верить, что все фильмы рождаются равными, и потому необязательно ограничиваться знакомством только с теми, у которых есть достаточная медийная раскрутка. Напоминать о забытых шедеврах, выстраивать связи между кинематографом прошлого и современности. Сегодня снимается столько замечательных картин, что лично мной дело критика воспринимается как удовольствие почаще сворачивать с проторенных маршрутов на эти тайные фассбиндеровские тропы, находить в темных пещерах сокровища и с удовольствием рассказывать об их красоте людям. А можно не только рассказывать, но и показывать — во всем мире сегодня лучшие критики занимаются кураторской работой, поскольку один показ способен сделать куда больше, чем десяток газетных заметок. Все это я и называю разговором со зрителем на равных. Уж не знаю, где здесь ненависть.
