Интервью

Синематека: фактор присутствия


 

 

— Как в Перми возникла Синематека?

Анна Сидякина: Все сложно, все срослось, все имеет свою историю. Этот кинотеатр — «Премьер» — принадлежит госкиноцентру «Пермкино». В 2005 году ушел из жизни его директор, Геннадий Яковлевич Шестаков. Благодаря ему здесь впервые стали организовываться залы — небольшие, по 30 мест, чтобы можно было проводить какие-то просветительские проекты, просто кино показывать. После ухода Шестакова генеральным директором был назначен Павел Печенкин, и он тут реализовал свою давнишнюю мечту. Печенкин всегда что-то организовывал и все время что-то двигал. Я сама с ним познакомилась году в 1996-м: собирала материал для диссертации, посвященной пермскому андерграунду. И Печенкин мне тогда рассказывал о своих проектах — авангардных, экспериментальных, связанных с литературой, поэзией, кино. Они когда-то начинали с пермским поэтами-авангардистами с поэтического видеоарта — первого в стране, делали слайд-поэму «В тени Кадриорга» (1982), и Печенкин как раз отвечал за визуальную сторону: занимался так называемыми «жидкими слайдами». На экране была абстрактная композиция: все текло, соединялось, менялось, пульсировало. Это увлечение привело его сюда — вот он уже идет.

(Заходит Павел Печенкин)

Павел Печенкин: Что такое Синематека? Все лежит на поверхности. У нас была киностудия «Новый курс», ей двадцать пять лет — одна из первых в Советском Союзе независимых киностудий. Потом возник фестиваль «Флаэртиана» — как желание, ни больше ни меньше, заявить миру свою эстетическую платформу. Наум Клейман нам подсказал: «Назовите — „Флаэртиана“». В 1995-м году это было неплохо — именем американского режиссера <Флаэрти> назвать фестиваль в Перми. В мире 20-30 тысяч человек делают документальное кино. Каждый год они пекут эти пироги, и это сформулированный документальный продукт, где живое человеческое сердце бьется, живые человеческие эмоции. Я всегда говорю, что короткометражный фильм — повесть, а полнометражный — роман. Что сейчас молодежь потребляет? В основном экранный продукт, книги все меньше, и меньше, и меньше читают — это естественный процесс. Взамен книги приходят визуальные произведения. А кино — старейшее визуальное искусство, это некий интеллектуальный продукт, на котором надо образовывать, воспитывать. Воспитывать не насилием, а просмотром.

 

— Когда, как вы думаете, у нас кино будут преподавать в школах?

 


П. П.:
Я к этому и веду. Невозможно сразу прийти к этой мысли, потому что это был процесс. Чтобы догнать нас, нужно тоже пройти через процесс. Из ста человек, что появляются здесь, в Синематеке, в институте культуры, на киностудии и так далее — остается один. Идет жесткий естественный отбор. Но эти люди дорого стоят. Нужная кондиция создается, как в дюреровских мастерских: он бегает за водкой, подтирает нос старшему сыну, и потом, через пять лет, ставит первый мазок, а через десять делается мастером. У нас та же самая история. И Леша Романов, известный сейчас уже режиссер, пришел на киностудию сторожем и начал охранять шкаф с кассетами. Он талантливо все это сторожил, просмотрел весь шкаф, и сам начал снимать. Мы создаем условия для реализации человеком каких-то своих мыслей по самовыражению посредством документального кино.

А. С.: Ты сейчас про «Флаэртиану» говоришь. Синематека охватывает гораздо больше, и игровое кино в том числе.


П. П.:
Понятно, да. Синематека — один из проектов. Как киностудия возникла из желания снимать кино, как фестиваль возник из желания теоретизировать на тему кино, так Синематека возникла как результат этих размышлений, как естественный выход из них. И сейчас медиаобразование, появившееся внутри Синематеки — главный пафос нашей деятельности. Мы создали и университетский прокат, мы создали и школьный прокат.

— Что представляет это медиаобразование?

А. С.: Это создание привлекательных проектов и программ с использованием кино, которые применяются в школах.

— Это курсы о жизни или о кино?

А. С.: Самые разные. Это могут быть психологические курсы.

П. П.: Понятно, что есть ПАФ — программа, посвященная психоактивным веществам. Есть и про войну, и про Гагарина. Высший класс — то, чем занимается Ольга Ахметзянова: она пытается воспитать в детях (да и не детях только — начали с детей, а потом и родители стали пищать: «Мы тоже хотим») мотивации, основанные на незыблемых этических нормах. В принципе тем же занимается церковь, только мы занимаемся по-другому: через интерес кино, через кино как артефакт и смысловое, идеологическое высказывание.

 

 

— Технически это как выглядит? Как урок?

П. П.: Разные существуют форматы. Не я один такой умный: всем понятно, что процесс просмотра кино — это процесс диалога. Просмотр кино — некая эмоциональная поляна, на которую заходит опытный модератор и там пытается утвердить свои постулаты. Естественно, эти постулаты являются старыми банальными библейскими истинами. Мотивация. Разговор о самом главном. Родители не говорят с детьми, дети не говорят с родителями, бабушки не понимают внуков и так далее — всеобщее непонимание, тотальное.

А. С.: Уровней очень много. Первый уровень: учитель просто может прийти сюда, в Синематеку, и показать что-то детям и рассказать сам. «Войну и мир», например, обсудить.

— А учителям это интересно?

П. П.: Учителя уже понимают все. У нас есть семинар по обучению специалистов — библиотекарей, учителей. Есть клуб «ВУЗ-Флаэртиана»: собирается двадцать преподавателей, которые у себя в вузах являются полупроводниками…

А. С.: Раз в год есть фестиваль, огромный, а на протяжении всего года идет работа по разным направлениям.

П. П.: Фестиваль — вершина: это кайф, это праздник, на котором все собираются. На «Флаэртиане» было 10 тысяч зрителей, а за девять месяцев этого года документальное кино в Перми посмотрело 34 тыс. человек.

А. С.: Есть «ВУЗ-Флаэртиана» — работа со студентами, есть школьная «Флаэртиана», есть работа с профессионалами — библиотекарями, социальными работниками, с учителями. Есть «Флаэртина-территория» — по заявкам, по заказам выезд куда-то в область.

П. П.: Нет, это создание пула модераторов на местах, в районах.

А. С.: Выезд для обучения модераторов.

П. П.: Установочные семинары.

П. П.: И фестиваль для нас является источником, из которого мы берем авторские права — все легитимно, все законно.

А. С.: Медиаобразовательный процесс включает в себя работу не только с документальным, но и с игровым материалом.

П. П.: Понятно, мы не ограничиваемся просмотром только документального кино — это глупо. Там есть и мультики, и программы игрового кино. Но в основном, все построено на документальном кино. Потому что отношение к нему у людей совершенно другое, чем к игровому.

— Чем конкретно занимается модератор?


П. П.:
Он, например, приходит в школу и говорит: «Какие у вас проблемы?» Завуч ему: «Вот, у нас в 7 „Б“ девочку одну обижают» — «Да ведь это „Чучело“ » и так далее. Допустим, к нам обращается школа: «У нас потерян контакт с детьми, помогите восстановить». Модератор подбирает кино, дети смотрят без родителей, родители без детей, а потом все вместе смотрят и восстанавливается контакт. Очень тонкие вещи. Система должна быть имплантирована снаружи. Дети не верят педагогам, с родителями — то же самое, а здесь приходит другой человек, и вроде бы показывает кино. Все это на поверхности, всем понятно. Почему этого никто не делает?

 

 

— Коммуникация вокруг визуального продукта.

П. П.: Конечно. У нас есть фильм — «Флаэртиана. Фактор присутствия». В нем рассказывается история о том, как мы поехали в детский дом. Пятьдесят человек живут в огромном корпусе, там есть все возможности для нормальной человеческой жизни, и при этом директор, бывший полковник, организовал все по образцу казармы. Ни личного пространства, ничего — о каком воспитании может идти речь? Естественно, на хвост этим ребятам садится местный криминал, наркодилеры, из девочек выходят проститутки, а из парней — бандиты, причем процентов из двадцати. Никто не знал, что с этим делать. В конечном итоге там заменили директора, и с новым директором мы решили провести эксперимент. Она, педагог достаточно опытный, говорит: «Главная проблема — они считают себя самыми несчастными». Это ведь социальные сироты, при живых родителях… Мы придумали следующий вариант: у нас в Пермском крае есть два детских дома для больных ДЦП, один из них на севере, в поселке Рудничном. Там разные дети — от тех, кто говорит и может за собой посмотреть, до очень тяжелых, которые просто лежат в палатах. Задача была, уговорить ребят съездить туда, мотивацию найти.

— Чтобы они увидели, кто на самом деле несчастный?

П. П.: Да. Мы пришли и сказали: «Кто хочет кино посмотреть? Документальное, не просто так». Пришло двенадцать человек из старших классов (всего их 50 человек там жило). Из двенадцати в тот детский дом поехало десять, причем они приготовили какие-то рисунки, какие-то штучки. Из этих десяти четверо зашли в палату, где лежат очень больные дети, и они с ними там разговаривали, по ручке гладили, пытались контактировать. Когда они вернулись, воспитатели попытались выяснить, что с ними произошло. Те говорят: «Нам просто крышу сорвало. Мы приехали другими людьми». Вроде бы короткая вещь, простой эксперимент, но через кино. Без кино это невозможно сделать. Такие социальные эксперименты возможны и мы их регулярно делаем в разных средах.

— Насколько важно для всех ваших инициатив появление конкретного места, здания, в котором теперь находится Синематека?

П. П.: Очень важно. За эти десять лет появилось огромное количество людей, которые сюда ходят — это 60-70 тыс., плюс «Флаэртиана», плюс просмотры на стороне, это уже 100 тыс. уже в год.

А. С.: Конечно, концентрация смыслов должно быть в одном месте. В воздухе этим нельзя заниматься.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: