Евгения Дмитриева: «Звездную роль можно прождать всю жизнь»
Евгения Дмитриева — большая актриса, имя которой почти неизвестно зрителю. Но за последнее время она сыграла яркие роли в сериалах и фильмах «Библиотекарь», «Я буду жить», «Бэби-тур», «Секс. До и после». С актрисой и педагогом Школы-студии МХАТ поговорила Лариса Малюкова.
Довольно долго вы были не избалованы крупными ролями, и сразу каскад острых, ярких работ. О вас заговорили, назвали российской Сарой Полсон. Но, наверное, Селиванова — руководительница группы «подпольных библиотекарей» — одна из самых интересных, неожиданных. Как вы придумали эту женщину, для которой смерть и жизнь неразделимы. Вроде бы современный, но совершенно шекспировский характер.
Конечно, это фэнтези, но с сильным советским зарядом. Здорово, что вы сказали «шекспировский». И при этом бытовой, узнаваемый. Я ведь родилась в СССР, в 1972-ом. Была октябренком, пионеркой, вступила в комсомол, правда, не успела заплатить ни одного взноса. Начался развал страны. Понимаете, я родом из этого поколения, выросла на той идеологии, патриотизме, книжках.
Гайдар, «Два капитана»?
Сейчас мой двенадцатилетний сын Каверина прочитал, чуть ли не рыдал. У меня он такой, пронзительный пацан. Но мои сверстники не дадут соврать, когда смотрела, не знаю, «Молодую гвардию» или «Судьбу человека»… Их же крутили постоянно, это сейчас есть Ютуб… Мы мечтали о подвиге. Я — из девочек и мальчиков, засыпавших с мыслью: «А выдержала ли бы я пытки?», «А вот как бы я? Я же боли боюсь. Смогла ли бы?» Поэтому, прочитав самый первый драфт сценария, я как-то сразу поняла свою героиню. Она человек системы, со своим мощным бэкграундом. Продукт своего времени, выверенной структуры жизни и идеологии. А характер мы нащупали, когда репетировали с режиссером Игорем Твердохлебовым и Никитой Ефремовым.
Меня спасла педагогика
А вы не опираетесь, когда сочиняете характер, на какие-то «прототипы», знакомых, кинообразы…
Редко. Режиссер Олег Погодин позвал меня в шпионский триллер «Крик совы». Я поняла, что для бандерши Маруси Косой — я слишком мелкая, как мартышка худосочная. Тогда придумала себе «дрим-каст»: «А-а, вот в том фильме видела что-то похожее». Я умею присваивать. Мне нужна была такая «подворотня». И я ее нащупала.
«Книга выбрала меня» — Игорь Твердохлебов о «Библиотекаре»
В «Библиотекаре» книги обладают магической силой. Если бы у вас, как у вашей героини, была возможность выбора, на какой из них вы бы остановились: Терпение, Власть, Радость, Ярость, Память, Смысл?
Не знаю, я как «Дудочка и Кувшинчик»: дайте и того, и другого. Помните, мультик: «все сразу». Хотя нет, сейчас я бы уже ничего не выбирала. Если идешь на какую-то сделку, чем-то жертвуешь, становишься рабой, как Фауст, выбора.
Столько лет вы были не востребованной актрисой. И это распространенная драма, касающаяся едва ли не 90% ваших коллег. Знаю, что вы преподавали, искали какие-то ниши. И все же, где взять силы? На что надеяться, чтобы не сойти с ума от ожидания звонка, приглашения на роль?
Звонка ждут все, просто в разной степени зависимости… Я избежала этого ореола мученичества, зияющей пустоты — из-за того, что постоянно преподавала и преподаю. Всегда была загружена, репетировала со студентами, выпускали спектакли. Меня спасла педагогика. Даже сейчас, пока я ставлю со студентами «Лес», я проиграла уже все роли. Я же должна не просто им рассказать, что, как сыграть. А выйти и сыграть, да еще по-разному.
Как смешно ваш ученик Юра Борисов рассказывал про вас, как вмиг выскакиваете на сцену, и вас невозможно оттуда потом стащить. Мне кажется, он один из ваших лучших учеников, потому сегодня трудно вообще найти ему равных в актерском поколении.
Юра — замечательный, очень его люблю. Он же еще и крестный моей дочки Маруси.
Я рада, что он сейчас Пушкина в киномюзикле будет играть…
А вторая моя студентка Алена Долголенко играет Гончарову.
Почему вы не бросаете педагогику, хотя сегодня — нарасхват в кино?
Я же шустрая, это мой главный тренинг, я у них учусь… Пью молодую кровь. Мне с ними интересно. Сейчас уже третий набор — курс Евгения Писарева в Школе-студии.
Мне мой любимый педагог Римма Гавриловна Солнцева всегда говорила: «Твое время начнется после 30-35-ти». А я послушная была. Римма Гавриловна сказала? Все. Переживала, но не особенно: времени на переживания уже не хватало.
Мне легче не похоронить родственников мысленно, не дай бог, а прямо сейчас поверить, что вот вы — моя мама, или вы — моя подруга
А чей был звонок, когда вы почувствовали: о, это спасительный круг?
Вообще спасительной соломинкой в моей жизни была Таня Догилева. Я еще не снималась нигде, и вдруг она позвала меня на роль в антрепризу, предложила мне Агничку в «Не все коту масленица». На что я еще умудрилась возразить: «Таня, прости, не могу это играть, я — не героиня». Мне же так в институте сказали: «Какая ты героиня? Ты характерная артистка!» Таня просто оторопела. Потом говорит мне: «Я же видела тебя на сцене, ты мне так понравилась. Но: Господи, как жалко, что такая дура». А в антрепризах люди должны быть свои, заодно: вместе гонять по гастролям. Ну, в общем попробовали. И покатилось. Мы дружим уже много лет. Я ей благодарна невозможно. С ее легкой руки и сниматься начала.
У вас были крошечные роли у больших режиссеров, таких, как Балабанов, Звягинцев, Урсуляк. Такие встречи с маститыми, пусть на короткое время, тоже своего рода тренинг?
Это тот самый опыт, переживания, которые создают нас. Балабанов — это ощущение, что по-другому можно с людьми разговаривать. На «Брате-2» был смешной кастинг. Там же не роль — какой-то огрызок. Учительница, открыла дверь, и закрыла. Какое-то «Спасибо». Все. И вот на это — очередь в коридоре из претенденток. Нас вызывали. В общем, Балабанов что-то меня спрашивает, я отвечаю. А он еще тише говорит. Ну, я же не буду орать, и я — еще тише. Дальше почти шепчем. Он смотрит на меня: «Как вы думаете, вы темпераментная артистка?» И я, совсем сникая: «Мне кажется, да». Странно, что он меня выбрал. Успели там немного пообщаться и с Сережей Бодровым. А замечательный оператор Сережа Астахов придумал мне роль «укрупнить» Говорит: «Ну такая девочка хорошая, чего она тут открыла-закрыла, давайте хоть по коридору пройдет!»
Сергей Урсуляк — это такая интеллигентная, почти забытая школа взаимоотношений. Я у него сначала в «Пуаро» играла чуть-чуть, а потом в «Долгом прощании» по Трифонову. Звягинцев со своим оператором Кричманом работают долго, филигранно, выверено. У них в голове уже все сложено и надо в этот рисунок вписаться.
Я говорю студентам: «Вы можете сниматься где угодно»
Но вы же в театре играли и классические роли, чеховскую Ольгу, к примеру, в «Трех сестрах» Доннелана.
Там была такая история. Доннелан спросил: «Какая, на ваш взгляд, Ольга?» Я, не задумываясь: «Ольга — это я». Он: «В смысле?» «У меня все прекрасно, я востребована. А в какие-то моменты с тревогой спохватываюсь: „Где мои дети, где мой муж?“ Но уже утром сломя голову бегу к студентам, мне надо то, надо это…» Мне кажется, Ольга вот такая. Если бы она хотела выйти замуж, и в гарнизоне не нашла никого, то она либо урод, либо зануда. Она бизнес-леди, по сути. Но как бы принято, что должен быть муж, ребенок.
Обычно Ольгу мягче играют, романтизируют.
Нет, я играла жестче. И Доннелан сказал: «Ура! Вот я такую и хочу».
Выходит, ваше природное характерное дарование, которое рассмотрела Солнцева в вас, даже в героинях всегда пропиливается?
Как-то меня студентка Ляля Анпилогова спросила: «Евгения Олеговна, но я сейчас, будто бы не как Улита разговариваю, а как я, Ляля… просто в «Лесе» Островского. Говорю ей: «А уже нет разницы, Лялечка, мы так давно это репетируем, что ты ассимилировалась». Студенты интересуются: «Как вы плачете?». Мне легче не похоронить родственников мысленно, не дай бог, а прямо сейчас поверить, что вот вы — моя мама, или вы — моя подруга. И с вами что-то произошло. Я так быстрее расчувствуюсь и заплачу. Это часть профессии — в игру включаться. Как дети: верить в игру.
Зато в телесериалах вы столько всего переиграли, кажется с перебором.
Да что давали, то и играла.
Вы там и массажистка, и учительница, врач, соседка, работница швейной фабрики, дворник, кого только не было. И все они тоже — не вы? Потому что они такие близко-узнаваемые. И вижу, как женщины сидят у телевизора и говорят: «Это я», или «Это тетя Маня».
Ну вот в «Вере, Надежде, Любви» я бабушку свою играла. Это, конечно, тонкая грань, зазор между тобой и ролью. Важно, чтобы он не исчез.
Меня спрашивают нередко: «Простите, мы с вами где встречались?» Отвечаю: «Ну, где-нибудь»
А нет страха, что сериал может смылить индивидуальность актера, особенно бесконечный сериал. Мне об этом Алексей Юрьевич Герман говорил, имея ввиду одну замечательную актрису.
Ну, во-первых, у меня не было ста серий. От «Моей прекрасной няни» я отказалась, и от «Кто в доме хозяин», и от других ситкомов. Интуитивно, наверное. Но все это лишь работа. Я говорю студентам: «Вы можете сниматься где угодно». Был хрен пойми какой сериал «Солдаты», но там прекрасный Рома Мадянов, который на тот момент ничего не играл. Все увидели: «Ого, офигенный артист!» Делай свою роль, не важно, какой сериал, главное, как ты строишь свою работу. Надо же опыта набираться. В одном из первых своих фильмов «Китайский сервиз» я же от камеры отворачивалась, она мне мешала, хотелось на людей играть. У нас не учат в институте: вот камера, крупный план, средний. Нужно пробовать, учиться, чтобы, когда их позвал сниматься Звягинцев или Урсуляк, они были готовы. Актеры Театра Петра Фоменко изначально вытянули лотерейный билет. Как вышел их дипломный спектакль «Волки и овцы» — всё, Москва пала. Круче их, казалось, не было. А я кобылой скакала на сцене Малого театра в первом акте «Конька-Горбунка». Кто мог меня увидеть? Мне кажется, это неправильно: «А я буду ждать звездной роли». Можно прождать всю жизнь.
Во-первых, это моя работа, я за нее получаю деньги. Во-вторых, очень хочется работать, сниматься, что-то придумывать.
Почти полтораста картин у вас в фильмографии.
Ага, тут «ква», тут один съемочный день. А написано — «роль в картине». В «Короле и Шуте» у меня два съемочных дня.
Зато эта роль матери рок-музыканта запомнилась. А в «Зазе» была сильный характер женщины, которая, как Анна Каренина, бросается в любовный омут.
Мы там все переписали. Я знала, про что играю, у меня муж на 19 лет младше меня, так что я очень понимала свою героиню и ее роман с молодым мальчиком.
В ней была и сила, и уязвимость, и страх этих отношений и — дикая, почти смешная, решимость истосковавшейся по любви женщины. Или темпераментная дама в «Хэппи-энде», русская хозяйка отеля в Таиланде.
Ну вот, наверное, доросла до крупных смысловых характеров в кино. Раньше не предлагали.
Вот и думаю: большая актриса Женя Дмитриева. Ну вот честно, в лицо вас все знает, а спроси кто это?
Точно. Меня спрашивают нередко: «Простите, мы с вами где встречались?» Отвечаю: «Ну, где-нибудь».
В последнее время вы будто себя отпустили, как настоящая клоунесса, играете роскошные эксцентрические, гротескные характеры. Моя любимая роль из недавних — ваша дамочка алкоголичка в «Бэби-туре». Ювелирная работа, вы прошли, на мой взгляд, просто по острию нож, не превращая характер в карикатуру. И ее так жалко.
Ну, конечно, мы с режиссером Федей Стуковым делали этот характер. Плюс прекрасный сигаревский сценарий. Федя — чудесный, чуткий. Я даже не пробовалась, но прочитав, сразу сказала «Да».
Ляпнусь, ну ляпнусь. Зато потренировалась
Как вы эту тетю — ходячее приключение: плутовство и бизнес, разбавленный алкоголем, придумали?
Там же в тексте написано: авантюристка. Она не обманывает, она просто запивает. Мы же любим хороших алкоголиков, даже когда они нас подводят. Это родное, как березка и рябина. Там у нее и книги, и кошки в пыльной некогда роскошной квартире, некогда писательской. Она из «бывших». Но жизнь не удалась. А ведь «бывшие» не только руки красиво заламывали, но и к цыганам ездили, как Лариса в «Бесприданнице». Там у Ларисы: «А я что? Лишний стаканчик шампанского потихоньку от матери иногда налью, песенку выучу, романы вожу…» Этот текст убирают, мол, героине он не подходит. Но скучно играть одну краску.
Вы как-то говорили, что можете сыграть едва ли не все. То есть и «Леди Макбет», условно, и Бендера. Страха нет никакого?
Я не засыпаю с мечтой о какой-то конкретной роли. Дали «плюшку», как сейчас «Библиотекаре», здорово. После выхода сериала только ленивый мне не позвонил: «Классно!» Нет, не боюсь. Ляпнусь, ну ляпнусь. Зато потренировалась. Не жду ни особых даров, ни наград. Я и на вечеринки не хожу. Единственное, куда меня вытащил муж — на премьеру «КиШа».
Женя, расскажите про проект «Я не один», выросший из Благотворительного фестиваля, в котором воспитанники детских домов под руководством талантливых режиссеров, актеров создавали спектакли.
Я попала в него с легкой руки Мариэтты Цигаль. Они уже делали его второй год. Я пришла, познакомилась с Женей Беркович. Все поняла про это живое дело. «Ага, — говорю, — я вам завтра еще с собой приведу человека, который будет здесь полезен». И привела мужа — мне, тогда Марусей беременной, в подмогу, он учился на режиссуре и работал с подростками прекрасно. И мы вдвоем делали с детьми спектакли. Познакомилась там и с Кирой. Думаю, какая девчонка смешная, и как она реагирует странно… Ей было лет 12, а мне казалось, что это семилетний ребенок, настолько она была маленькая, худенькая. Я уже тогда за нее переживала, ее ведь два раза возвращали «за ненадобностью» из приемных семей в детдом к тому моменту. Там, пока ее Женька не взяла, была какая-то невыносимая, черная история. Во время наших встреч репетиций, у нас было «время обнимашек». И Кира реагировала так болезненно. Ей было тяжело. Это было человеческое существо с содранной кожей, которое хочет доверять, но уже не может. Априори обороняется.
Мы ставили с детьми сказку «Гензель и Гретель». Немного ее осовременили. Играли в маленьком музейном пространстве. Сначала идея была в том, чтобы ребята узнали еще о каких-то профессиях, помимо столярной, малярной… Потом перетекло в эти показы. Потенциальные опекуны могли увидеть талантливого ребенка. Обычно же берут малышей, чтобы дальше-то из них что-то лепить. А подросток, который дико нуждается в семье… Их боятся брать, подозревают в самых страшных грехах. И вдруг видишь детей без клыков, хвостов, рогов. Они — играют, поют, читают. Артистичные, живые. Тринадцать детей взяли в семьи.
У одной из девочек, которых Женя удочерила, непростой диагноз.
Причем, она уже совершеннолетняя, ее могут куда-то забрать… Я об этом даже боюсь думать. Вообще абсурд сегодняшней ситуации таков, что не хватает слов это описать. Ни сама Женя, ни этот спектакль «Финист» [режиссер Евгения Беркович находится в статусе обвиняемой по уголовному делу об оправдании терроризма из-за спектакля «Финист Ясный Сокол» — примеч. ред.], ни ее спектакли с детьми… и эта статья. В голове не укладывается. Кого наказывают? Только человек с огромной ранимой душой, способной откликнуться на чужую боль, может придумать такой проект. Человек, который о себе не думает, не может брошенного ребенка на дороге оставить. Когда с Кирой и Аней случилась беда… Киру уже третья мама взяла… И заболела раком, а там с ней была уже была Аня… Женя же никогда не собиралась брать приемных детей. Говорила: «Это вообще не мое!» Но когда началось это горе, Женя поняла, что сейчас опять эту бедную Киру и Аню с ней вместе отдадут в детский дом. Она не размышляла, не взвешивала. В одночасье решила. Это, наверное, что-то говорит о человеке?
А теперь «добры-люди» пишут в своих соцсетях: «Да она алкоголичка… Да она — за деньги»
Понимаете, какая катастрофа происходит с людьми?
И я не понимаю, почему нельзя позвонить в опеку, которая прекрасно знает Женю. Спросить. Они дружат с ней, потому что знают, как она заботилась о девочках: то они едут на море, то в путешествие. Да вы проживите на эти деньги! Просто посмотрите, как она девчонок переформатировала: психологи, репетиторы, книги. Это плохая мать? Замечательная, я таких альтруистов не знаю. Ей говорили: «Женя да подумай о себе, куда ты лезешь?»
Кирка была на уровне семилетнего ребенка. Помню ее рассказ о том, как одна из мамаш, которая сдала ее в детдом, топила ее в ванной за то, что с математикой не справлялась. В ванной топила.
Женя их вытянула их. И Анька поступила, и Кира доучивается.
Да и их спектакль «Финист…» про то же, про то, чтобы спасти других, оберечь. Спектакль неравнодушных, переживающих за поломанные судьбы обманутых женщин.
Примерно про то же наш сериал «На краю», который посмотрели миллионы зрителей. О причинах самообмана.
Но правда, почему? Люди, не способные сами совершить деятельные благородные поступки, спешат усмотреть какую-то гадость в действиях других, замазать их…
Потому что, если ты читал Рыбакова «Дети Арбата», «Страх», «Один день Ивана Денисовича», понимаешь, что все может повториться. Повторяется. И стараешься остановить этот мутный поток.
Был такой педагог по истории в университете. Он приходил 1 сентября в аудиторию, просил взять листочки и абсолютно анонимно провести тест. «Напишите, что вы знаете о ГУЛАГе, Хиросиме, Бабьем Яре, Нюрнберге и Освенциме». Он считал, что если человек способен забыть такое, все вернется. Наверное, мы забыли.
Не просто забыли, сегодня запрещают в День кино показы фильмов о репрессиях «Капитан Волконогов…» Меркуловой и Чупова и «За нас с вами» Смирнова.
Запрещают те же люди, которых будут карать те, что придут следом. Ну как, они не помнят? Вот им в первую голову эти картины и надо смотреть. А что сейчас с «Золотой маской» творится. Но если не можешь сохранить рушащийся мир, пытайся сохранять себя. Как это делают Гинкас с Яновской.
Я слушала вашу речь в суде [на заседании о продлении срока ареста режиссера Евгении Беркович и драматурга Светланы Петрийчук — примеч. ред.]. Она была словно написанная роль защитника, которую вы сердечно сыграли.
От нее, мне казалось, зависела судьба Жени и Светы. Я даже руки свои держала крепко — так волновалась. И судье сказала, что волнуюсь, чтобы дала мне возможность высказаться. Я была готова, мы пришли раньше, я написала все на листочке себе.
И вот стоим на лестнице, ждем, когда их приведут… Я уже три кофе выпила, мы с психологом пару раза сходили покурить. И охранники сказали, ай-ай-ай, последний раз пускаем вас… Я хотела крикнуть Жене, что мол, я здесь. Но когда увидела их, просто онемела. Даже сейчас не могу говорить. Когда Женя в этом белом платьице, в наручниках, этой мелкой семенящей походкой среди конвоиров… Я твердила себе: «Главное, чтобы мне не дали сбиться. Все донести: про дочек, про спектакль, про наш сериал».
Потом уже вечером, после репетиции со студентами я взяла телефон, а там: «Мера пресечения — без изменения», — оставили девочек в СИЗО. Конечно, я не думала, что после наших свидетельств судья скажет: «Конечно! А что же мы так?! Открывайте двери!». Но все равно, такое чувство бессилия.
Женя, может, я ошибаюсь, но кажется, это самая трудная для вас была роль… Но даже когда понимаешь, что все это бесполезно, и вас просто не слышат. Почему все равно нужно идти, говорить, защищать?
Не поняла. А как иначе? Да не было никакого ощущения, что это поступок, что-то особенное. Хотелось только объяснить очевидное: «Ну, как вы, люди, можете? Отпустите скорее девочек к их родным. Дайте Кире и Аня обнять маму!»
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»