«Еще один год»: Стадия зеркала
Заглавие «Еще одного года» зачем-то позаимствовано у Майка Ли, в титрах зачем-то написано, что это экранизация Александра Володина, хотя это так лишь с большими оговорками (говорят, продюсеры выкупили права на «С любимыми не расставайтесь», и не пропадать же им было зря). Ну, ничего, опираться на авторитет предшественников нормально, особенно если в твоей стране уже давно не было своего Володина, а своего Майка Ли не было никогда.
Итак, «Еще один год» — то, что советская печать называла «мелкотемьем и бытописательством» и чем не принято было интересоваться у русских кинематографистов последние лет тридцать. На экране — молодая пара, с которой не происходит ничего, что вы не видели на примере знакомых или своем собственном: рано поженились, потом друг другу не то чтобы надоели, а просто рассинхронизировались — она работает в каком-то новом медиа и увлечена своими новыми бородатыми друзьями, он положил диплом в ящик стола и бомбит по ночам, поплыв по течению неудавшейся жизни. Понятно, что правдоподобие само по себе не является безусловным достоинством, но как так получилось, что в последние годы какие-нибудь европейские или американские независимые дарили радость узнавания едва ли не чаще, чем российские фильмы? Даже те из отечественных авторов, кто высказывается о сегодняшнем дне, выбирают для этого высокие степени условности. «Еще один год» очаровывает деталями, которые мы часто видим в жизни, но никогда — на большом экране. Отчего, например, никто раньше не зафиксировал и не осмыслил такое явление, как «стадия Меладзе», которая наступает на вечеринке после Joy Division (и предшествует группе «Руки вверх»)? Почему до сих пор не был раскрыт кинематографический потенциал аквариумов с полуживой рыбой в супермаркете? Где, наконец, раньше были герои, которые говорят на актуальном, а не десятилетней давности сленге и обходятся в речи без деепричастных оборотов?
Сложно было, конечно, ожидать, что один из самых интересных русских фильмов 2014 года поставит Оксана Бычкова, прославившаяся почти десять лет назад необязательным feel good movie «Питер FM». С «Еще одним годом» его роднит легкое дыхание — но новый фильм гораздо менее условен и более точен, а потому его легкость оказывается обманчивой и, как в поздних фильмах Вуди Аллена, скрывает за собой вполне мизантропические выводы: в начале герои кажутся симпатичными, но, совершив ряд абсолютно мотивированных и понятных поступков, в конечном счете оказываются безнадежно обыкновенными — какое разочарование. Они — нормальные люди, эгоистичные, мало способные к пониманию другого, не знающие своих желаний и потому обреченные на бесконечное повторение этого цикла встреч, ссор, разрывов и примирений друг с другом или с кем-то еще (тут становится понятен смысл заглавия фильма). Но вместе с тем именно то, что они в наших глазах нормальны — типичные герои в типичных обстоятельствах, — позволяет говорить об «Еще одном годе» как о фильме, зафиксировавшем портрет поколения, что до этого удалось только «Шапито-шоу» (в более амбициозной и эффектной, но очень условной эстетике соцартового Феллини). Экран превращается из театра теней идеального мира, из окна, через которое мы наблюдаем параллельную вселенную, — в зеркало, где мы видим себя со стороны и тем самым находим собственную идентичность. Оказывается, мы себя даже не представляли.
Поэтому же «Еще один год» пытается говорить на новом языке, а не пользоваться готовыми схемами, найденными в другое время и для другого времени. Конечно, этот язык не лишен влияний и осторожных заимствований: две сцены из Володина и близость к нему (а также, пожалуй, ранней Муратовой) в интонации, вербатим Театра.doc, в котором участвовала соавтор сценария Любовь Мульменко, или, скажем, непременные jump cuts, обязательные для фильмов о молодых горожанах от Годара до Баумбаха. Конечно, он не совершенен: обращает на себя внимание излишний упор на сцены вечеринок и застолий, характерный для дебютантов благодаря яркой кинематографичности и драматургическому удобству попоек, а также просто тому, что такой опыт есть у всех и все любят о нем рассказывать (то же и в другом фильме тех же сценаристов «Комбинат „Надежда“»). Но, опять же, это и естественно, что новый язык начинается с самой простой вещи — наблюдения за собой и описания себя. После поколения Хлебникова и Попогребского, чьи герои в основном мямлили, бубнили и заикались, а то и вовсе молчали, «Еще один год» выглядит в первую очередь как акт ликования, восклицание мальчика из пролога к «Зеркалу» Тарковского: «Я могу говорить». Ну что же — здравствуй, речь.
