Балабанов о Балабанове

—  Фильм, который можно рассказать словами, и снимать не стоит. Я не люблю длинно рассказывать — я люблю кино снимать. Хотя вовсе не считаю, что кинематограф — это такое великое искусство, которое как воздух необходимо народу.

— По большому счету, учителей в кино не бывает. Ты приходишь со своим замыслом и сам его реализуешь. Кумиров у меня нет: любимых фильмов много, и все они очень разные. Я люблю кино профессиональное, странное и очень эмоциональное — чтобы энергия была. Мне нравятся совершенно разные фильмы совершенно разных времен — потому что каждому времени соответствует своя энергия.

— Мне скучно снимать обычные драмы или мелодрамы. Я с детства писал рассказы — странные такие, радикальные. Вообще я всегда был против чего-то. Думаю, что этот пафос еще с советского времени у меня остался. Потому что когда-то я начинал с рок-н-ролла, снимал фильм про свердловских рок-н-ролльщиков в восемьдесят пятом году, когда их еще запрещали, и меня тогда давили, душили, пинали. И, собственно, отчасти кино мое — рок-н-ролльное.

— Я не считаю свои фильмы эстетскими. Они просто не скучные. За исключением, наверное, «Счастливых дней», но тогда у жизни ритм был другой. Сегодня, конечно, этот фильм кажется слишком длинным, но эстетство здесь ни при чем. Кафка и Беккет нравились потому, что они не имели совершенно никакого отношения к реальному миру. Самое интересное для меня — это создать абсолютно искусственный мир с абсолютно реальными фактурами. Реальная фактура создает ощущение достоверности, и тогда условный персонаж вызывает у зрителей живые эмоции.

— Да, как и все режиссеры, я снимаю для себя самого. Правда, сейчас появилась новая тенденция — снимать кино для денег. Это менее интересно. Деньги как таковые мне не нужны: жилье есть, без машины легко обхожусь. Много ли человеку нужно, чтобы выжить? Заниматься нужно чем-то одним. Либо деньги, либо кино. Кино нельзя делать вот так — сегодня снимаю, завтра отдыхаю. Кино снимаешь всегда. Ночью засыпаешь — снимаешь кино в голове.

— В быту я не буржуазен и буржуев не люблю. Недолюбливаю американцев за то, что для них главное — греть собственную задницу. А всякий комфорт убивает дух беспокойства и мешает творчеству.

— Я не тусуюсь никогда. Люблю одиночество. Страдаю от его отсутствия.

— Никакого особенного трепета по отношению к своим работам я никогда не испытывал. Я считаю, что «Замок» — моя самая неудачная картина. Пожалуй, меньше других меня раздражает «Трофимъ» из альманаха «Прибытие поезда». Наверное, потому что он маленький. Остальные — не люблю. И никогда не пересматриваю. Идея всегда нравится гораздо больше, чем ее реализация. Потому что на этой второй стадии происходит очень много потерь, которые страшно разочаровывают. Только через много лет, когда забывается первоначальная идея фильма, сам он перестает меня раздражать.

— Человек должен быть порядочным. Добрым? Необязательно. Доброта — понятие расплывчатое. Много вы видели добрых режиссеров?

— Так повелось испокон веков, что все молодое и сильное тянется в столицу. Данила не исключение. Вот вы бы могли столько народу замочить? Если нет, значит, вы слабы, а он нет. Я тоже не могу, потому и живу в Питере. А так бы в Москву рванул.

— Хочу снять патриотический фильм. Хочу рассказать людям, что такое американцы и что такое Америка, что такое Россия и что такое русские, что такое буржуи и что такое наши. На самом деле это сегодня самый серьезный вопрос, который стоит в мире: кто сильнее. Кто сильнее по большому счету. Европа очень слабая, дохлая, американцы тоже уже дохляки — только за счет денег и держатся пока. У кого сейчас больше всего энергии? На мой взгляд, в Африке и на Ближнем Востоке. И какая-то затаенная, очень сильная энергия есть в России.

— Буду снимать кино скандальное, резкое. Например, все меня обвиняли в национализме. Абсолютно безосновательно. Я отражаю состояние нашего народа. В провинции люди евреев любят? Точно говорю, что не любят. Это ощущение русским людям понятно и близко. И то, что хачиков не любят — тоже абсолютно очевидно. А если человек пришел с войны, с ними воевал — он тем более не может относиться к ним по-американски. В Америке любят негров? Никто их там не любит. Но все говорят: мы сами виноваты. Я спрашиваю, кто у вас наркотиками торгует на всех углах? Негры. Кто оружием торгует? Негры. И при этом нельзя сказать, что негр плохой. А что белый говно — это они говорят. Поэтому те белым потихоньку садятся на шею…
Я считаю, что все люди разные. Я абсолютно убежден, что черные другие, чем белые. Африка другая, чем Европа. На Кавказе люди живут по другим законам, чем в Сибири. Поэтому — где родился, там и сгодился. Но в итоге, приезжают же с Кавказа, ломают головы нашим тихонько. Я считаю, что не должны приезжать. Живи у себя!

— Меня волнуют не просто проблемы «Ленфильма», а проблемы родного кинематографа. Я очень люблю кино. А на этой студии я с девяностого года. И мне важно, как будет работать костюмерный цех, цех реквизита, мебели. Мне жалко, что там мебель гибнет, что уже для фильма и взять нечего. Что вещи из костюмерных тают как-то странно. Все на глазах разваливается, а создать уже будет невозможно. И вот за это у меня очень сильно болит душа. Да и не только у меня. Почему у нас разрушается производство? Потому что каждый о своем кармане думает, а никто не думает о судьбе отечества, скажем громкими словами, или о судьбе своей киностудии.

— Я кино делаю, а люди пусть что хотят, то и говорят.