Дмитрий Савельев
Дмитрий Савельев

Храм и мастерская


Вольный монтаж кинематографических цитат в строении фильма Ивана Дыховичного «Женская роль» до некоторой степени извиняет вольно избранную цитату как зачин текста об этом фильме. Александр Володин открывал киноповесть Происшествие, которого никто не заметил” внесюжетным пасьянсом пятнадцати женских портретов. «Женщина, которая смеется, и которая задумалась, и которая устала, и еще, еще — пятнадцать женских портретов в тишине. Почему пятнадцать? Можно девять или семнадцать: но такие, чтобы на них можно было смотреть с удивлением».

Автор «Женской роли» будто экранизировал мотивы володинского пролога с режиссерской претензией на самодостаточность сочиненного текста: дивы российского и советского кино от десятых до девяностых в подчинении прихотливой монтажной фразе о женской роли: женщина на фоне кино плюс кино на фоне истории.

Нигилист из школьной программы полагал, что человеку следует воспринимать природу не как храм, но как мастерскую. Быить не созерцателем, но работником. Заменив в предложенной формуле человека на режиссера и природу на фильмотеку, замечу: авторы монтажных фильмов неизменно предпочитали храму мастерскую и между созерцателем и работником выбирали для себя роль последнего. Иван Дыховичный словно меняет правила игры. Он пытается перебирать четки-кадры с демонстративной рассеянностью, он пытается тасовать карты-кадры с нарочитой произвольностью. Вера Холодная — Юлия Солнцева — Александра Хохлова. А можно иначе: Юлия Солнцева — Любовь Орлова — Александра Хох-лова — Валентина Серова. Фильм отвоевывает у зрителя менее часа, однако с равной вероятностью мог это время удвоить или разделить на три. Свобода мнимо ассоциативного монтажа, лишенного смысловых скреп, оборачивается изнанкой монтажной необязательности. Кодом становится рапид безмятежно улы-бающейся Татьяны Окуневской,которая раскачивается вверх-вниз на качелях. Чуть сильнее-слабее взмах, чуть дальше-короче полет: какая разница? «Почему пятнадцать? Можно девять или семнадцать: но такие, чтобы на них можно было смотреть с удивлением». Фильм в жанре набора открыток на долгую память — удивление здесь ближе к недоумению, нежели к любопытству. Потому что природа этого жанра не кинематографическая, а полиграфическая.

И место открыткам натурально в альбоме, а не в монтажной склейке. Приглашение в соавторы фильма всегда лестно для зрительского сердца, и в то же время новостью не является: зритель всегда соавтор. «Женская роль» идет дальше и пытается навязать ему права на полное и безусловное авторство. Право, подобная решительность сомнительна. Кажется, автор фильма и сам понимает.что его безусловно мужскому взгляду на женщину и ее роль недостает жесткого режиссерского прищура. Что способность к созерцательности не есть необходимое и достаточное условие для создания текста. Иван Дыховичный не слишком уютно чувствует себя в роли не-работника, который наведался в любезный его взгляду храм, и его то и дело подмывает засучить рукава в мастерской и по-хозяйски распорядиться бесценным имуществом. Только представления о том, как этим имуществом следует в данном случае распорядиться, у Ивана Дыховичного нет. И тогда возникают вымученные сюжеты с рифмой кинематографических пощечин («Чужие письма» — “Летят журавли — «Маленькая Вера»), скетчевый монтажный юмор (вскинутые брови Александры Хохловой в ответ на правительственные аплодисменты), неэффективно использованный прием дистанционного монтажа (повторяющееся видение Аэлиты) и ритмически невнятная скороговорка финала, в котором режиссер не вполне отдает себе отчет в том, чему и как он подводит итоги. «Почему пятнадцать? Можно девять или семнадцать…»

Оказалось, что нельзя. За созерцательностью тонкого ценителя сокровищ храма не скрыть растерянности работника, рожденного активно хозяйничать в мастерской. Наверное, просто в другой мастерской.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить