Другие берега — О фестивале FIDMarseille
В начале июля в Марселе прошел важный фестиваль авторского кино FIDMarseille. О том, что происходило в ста километрах от Канн, рассказывает побывавшая на побережье Инна Денисова.
На 34-й FID (аббревиатура расшифровывается как «международный фестиваль документального кино», хотя жанровые рамки отнюдь не так строги) я приезжаю сразу после беспорядков; Марсель бушевал громче других городов и лицо его слегка побито — бульвар Ла Канебьер, спускающийся к старому порту, зияет дырами витрин и сожженных банкоматов, а стены района Кастеллан разукрашены надписями в знак протеста против убийства полицейским Наэля М. На расслабленную летнюю атмосферу, впрочем, эти царапины не влияют — город похож на старого пирата в шрамах, всегда слегка пьяного и готового к авантюрам. Те, кто боялся отмены кинофестиваля, эту готовность просто недооценили.
Фестивальный центр только что переехал в новенький многозальный Artplexe на Ла Канебьер. Регион не жалеет денег на культуру; бывший директор Фида Жан-Пьер Рем (Jean-Pierre Rehm), создав уникальный образ фестиваля, разбил оазис в пустыне интеллектуальной жизни. И пусть медленное авторское кино по-прежнему тяжело для брутального взморья, и пусть о нем вряд ли слышали за пределами фестивальных спотов, а билеты почти не продавались (исключением был спецпоказ «Питера Пэна», где снялось полгорода, и все пришли на себя посмотреть, устроив в кинотеатре «Варьете» давку), — зато репутация фестиваля высоко ценится арт-сообществом. Новый директор Цвета Добрева пока почивает на лаврах, а там видно будет.
За экзекутором говорит аналитик (снова собирательный образ: Ханна Арендт? Карл Ясперс?)
На 34-м фестивале показали 106 фильмов из 35 стран; кроме Артплекса показы проходили в Варьете и маленьких залах хиппи-квартала Кур Жульен. Программа была устроена следующим образом: пять конкурсов с денежными призами — международный, французский, дебютный, Сine Flash (короткометражный) и Cine Plus (дополнительный); один фильм мог участвовать одновременно в двух конкурсах, например, во французском и дебютном.
Внеконкурсная секция включала программу Autre Joyaux с последними фильмами Жана-Люка Годара и Ван Бина (оба из Канн) и три ретроспективы независимых авторов, на которых ориентируется фестиваль: это меланхоличный умник Уит Стиллман, отвергнутый большой индустрией Поль Веккиали и видеосказочница Лор Пруво, создающая подводные и небесные миры, населенные женщинами, младенцами и осьминогами.
Фестиваль открылся фильмом «Девушки в опасности» (Damsels in Distress) Стиллмана и закрылся «Химерой» Аличе Рорвахер (тоже взятой из Каннского конкурса).
Особенность фестиваля — выбор фильмов с оригинальным киноязыком, и «Бэкграунд» немецкого режисера сирийского происхождения Халеда Абдулвахеда, получивший гран-при международного конкурса, именно такой фильм. Он сложен из аудиозаписей телефонных интервью героя с отцом, из-за пандемии им нельзя встретиться, сын — в Германии, отец — в Сирии. Воспоминания переносят в 1956 год, в студенческие годы отца, который учился в Дрездене. Сначала диалог иллюстрируют статичные планы многоэтажки, снятой из окна то в грозу, то в снегопад, но постепенно видеоряд превращается в кукольный театр: сын вырезает портрет отца из старой черно-белой фотографии, кадрирует, делает коллажи, помещая фигурку в ландшафты, то есть, «бэкграунды» разных городов, играя со временем и пространством. Многозначностью слова background пользуется и нарратив: сын хочет привезти отца на лечение, цепляясь за его немецкое прошлое. Но отец вскоре перестанет отвечать на звонки. Сентиментальные путешествия, в отличие от киноязыка, не то, чем здесь дорожат, однако любопытно, что в главном конкурсе побеждает именно такой фильм.
Девушка закрывает глаза, и мы час пятнадцать созерцаем черный экран
Ради яркой формы отборщики даже «могут повторить». Так De Facto боснийки Сельмы Доброрац попал в конкурс прямо из берлинского «Форума». Это двухчасовой перформанс о насилии, разыгранный двумя актерами, неподвижно сидящими в минималистических декорациях, в лесной беседке за прозрачным столом, глядя то в камеру, то в собственное отражение. Первый актер почти без пауз произносит 25-минутный монолог; его герой — собирательный образ всех палачей, тюремных надсмотрщиков и садистов щедрого на геноциды XX века. Подробности шокируют, это реальные свидетельства из архивов, но без подписи — такой монолог мог бы произнести Максимилиан Ауэ, подполковник безопасности Сидоряка или индонезийский палач из фильма Джошуа Оппенгеймера «Акт убийства». За экзекутором говорит аналитик (снова собирательный образ: Ханна Арендт? Карл Ясперс?) — второй актер, сидящий в тех же декорациях. Прием, на котором режиссер выстраивает концепт, — деконтекстуализация и деперсонализация: ни имен, ни географических названий, а лишь попытка объяснить человеческую бесчеловечность с помощью перформативной теории действия, смешав сразу несколько действий — импровизированный акт насилия, акт речи и акт актерской игры.
Примером радикального формализма был французско-португальский «Моряк» (O Marinheiro) режиссера Йохи Якамады, режиссера, учившегося во Франции: девушка закрывает глаза, и мы час пятнадцать созерцаем черный экран и слушаем стихотворение Фернандо Пессоа. Прием сложно назвать новаторским, в него уже поиграли все, от Ги Дебора до Петера Кубелки, однако жюри с Ангелой Шанелек во главе впечатлилось и присудило фильму приз Жоржа де Боргарда, второй по значимости (и семь тысяч евро в придачу).
Мне понравилось, что в конкурсе было так много игровых фильмов (отмена деления авторского кино на «документальное» / «игровое» — одна из больших заслуг фестиваля), два самых любопытных — «Теряя веру», дебют гамбургской художницы Марты Мехоу и «Вечерняя песня» американца Грэма Свона.
Французский конкурс весь был из таких зарисовок, похожих на студенческие задания французских киношкол
«Теряя веру» открывается декларативной сценой в стиле магического реализма: мать отдыхает на диване, один ребенок в колыбели, другой сидит за столом и все время ее дергает — и тогда мать исчезает. Дальше героиня Филиппа (Сельма Шульте-Фролинде) едет к сестре, убежавшей из семьи на Сардинию, и обнаруживает, что сестра живет в коммуне женщин, воспитывающих детей без мужчин; там, если беременеют, то только от туриста, и никаких отцов.
Ярко заявленный феминистический манифест, увы, не оправдывает ожиданий и оборачивается затянутой путаницей с путаной лавстори в финале. Арт-группа Bäckerei Harmonie, в которую входит Мехоу, интересуется к «напряжением между театром, кино и визуальными искусствами», и создавая это напряжение, подключает к розетке все без разбору — и живопись, и танец, и песни (одна из женщин даже поет «Пусть бегут неуклюже»). В итоге случается короткое замыкание, и вместе с верой теряется нить хорошего замысла.
Самая провокационная для фестиваля экспериментов мысль заключается в том, что лучший жанр — это классическая мелодрама. Ее транслирует американец Грэм Свон, чья «Вечерняя песня» оказалась в конкурсе будто наперекор фестивальной догме. В 1939 году на американском Среднем Западе живет буржуазная пара: романист-графоман Ричард и талантливая писательница Барбара (героиня списана с реальной писательницы Барбары Фоллет, исчезнувшей в 1939-м). Однажды к ним нанимается Марта, служанка-богомолка с изувеченным лицом, так пара превращается в треугольник. Свон пришел в режиссуру из фотографии, увлекался текстурой и цветом и мечтал делать изображения «как можно менее реалистичным»: в итоге, снял очень красивый фильм, чистый источник эстетического удовольствия.
Новый мир очищен режиссерами от скверны
Гран-при французского конкурса (его жюри возглавлял французский режиссер Йан Гонсалез) дали фильму «В тишине и шуме» (Dans le silence et dans le bruit), снятому дуэтом Клемана Руссье и Адриена Моссаз. Начало опять много обещает (спойлер: обещания не выполняются). Девушка идет по лесу, закадровый голос, озвучивающий ее мысли, рассуждает о конкуренции сильных со слабыми, которая есть насилие. Изгои общества потребления, потерянные люди селятся в потерянном месте (увитый плющом старый дом) и теряются во времени, долго вешая белье и скручивая папиросы (могут себе позволить). История, снятая длинными планами, не просто сделана по шаблону, но еще и не несет никакой смысловой или эмоциональной нагрузки — то есть, потеряны не только герои, но также авторская мысль (про зрительское время молчим).
Французский конкурс весь был из таких зарисовок, похожих на студенческие задания французских киношкол; приз Жоржа Борегарда получил фильм «Что-то будет» (Que quelque chose vienne) Матильд Жирар, которая уже со своим фильмом была в Марселе. Женщина едет в ночном такси и беседует с таксистом, девушка в одиночестве проводит пандемию в квартире, плюс несколько долгих статичных планов узнаваемых мест Парижа, снятых в комендантский час, — вот и весь фильм. «Я хотела создать длительность одиночества», — говорит режиссер.
Одним из фильмов, которыми этот фестиваль запомнится, можно назвать «Новый мир» (Nuovo Monde!) из конкурса Cine Plus, Николя Клоца и Элизабет Персеваль, частых гостей FID. В их объективе — пустынные зелено-коричневые пейзажи бретонского острова Ушанта, где Жан Эпштейн в 1928 году снимал «Конец земли» (Finis Terrae). «Столетие спустя, где мы находимся?» — спрашивают режиссеры, запечатлевая вечность: лошадей и коз, ночное море и лесной ветер. Пейзажи чередуются под музыку Бетховена и Шёнберга, песни Патти Смит, звуки голоса Ханны Арендт и аккордеона Франсуа Танги из Théâtre du Radeau. Новый мир очищен режиссерами от скверны: когда все лишние умрут, в нем останутся только лучшие.
Каннский фестиваль, что всего в 135 километрах отсюда, Марсельскому не конкурент и не указ примерно ни в чем: однако FID неизбежно оглядывается на громкие авторские премьеры, подходящие по формату, и тащит их во внеконкурсные программы. Среди улова этого года оказались «Человек в черном» Вана Бина и последний фильм Жана-Люка Годара, полное название которого звучит как «Анонс фильма, которого никогда не будет: Забавные войны» (Film annonce du film qui n’existera jamais: Drôles de guerres). Оба предсказуемо вызвали зрительский ажиотаж. На показ «Человека в черном» заглянул даже Леос Каракс.
Ван Бин написал портрет невероятной эмоциональной мощи, запечатлев одновременно и человека, и эпоху. Герой его фильма Ван Силин, 86-летний композитор и автор симфоний, культурное достояние КНР, снимается в парижском театре «Буфф дю Нор» совершенно голым, демонстрируя шрамы на теле.
Показ 19-минутного фильма Годара — о работе над фильмом по роману Шарля Плиснье — объединили с анонсом будущего фильма Педру Кошты «Дочери огня» (As Filhas do fogo). Если фильма Годара «уже никогда не будет», то у Кошты есть некоторый шанс — хоть режиссер и признался после сеанса, что денег до сих пор нет, поэтому он до конца не уверен, что это случится.
Читайте также
-
Энергия несогласия — «Евгений Телегин» Виктора Тихомирова
-
«Адрес — время, а не место» — Новая жизнь Канского видеофестиваля
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
-
Айаал Адамов: «Наш мир — это вихри ветра или треск костра»
-
«Идите в задницу» — Кураторы и режиссеры о петербургском независимом кино
-
«Сначала неудачник, потом куратор» — О фестивале невидимого кино