Александра Айдынян
Александра Айдынян

Наконец в безопасности


«Атомный Иван» — продукт инновационной коллаборации корпорации «Росатом» с перспективными стартаперами: «модным театральным режиссером» Василием Бархатовым и «известным на весь мир драматургом» Максимом Курочкиным. Этот продукт мог бы стать фильмом, но в растерянности остановился на уровне аудиовизуального произведения. По замыслу — полнометражный рекламный ролик, призванный продемонстрировать стерильную состоятельность российской атомной индустрии. По форме — отчасти абсурдистский перформанс, отчасти описание быта (ну, совсем отчасти) современных физиков. По структуре — спектакль в фильме: прогрессивный по областным меркам театральный режиссер Аркадий работает над любительской постановкой во славу мирного «Росатома».

«Атомный Иван», в общем, не фильм, а скорее показательный симптом из истории болезни. Случай отчасти уникальный, поскольку являет собой редкий пример произведения равно не претендующего ни на строительство вселенной, подчиненной артистическому произволу, ни на лавры неуклюжего блокбастера. Милое такое создание. Его творцы не замахиваются на авторство, выступая скорее, как и театральный деятель Аркадий, в качестве приглашенных звезд. Не лезут из кожи вон, чтобы понравиться зрителю или угодить заказчику. Их даже не упрекнуть в халтуре: каждый реализует доступный ему уровень мастерства, не стремясь при этом слишком напрягаться.

Интересно, что при своей ритмической и стилистической расхлябанности балаган «Атомного Ивана» попадает-таки в цель. Если в фильме постановщик с изломом ставит «всегда про апокалипсис», то в жизни состоявшиеся театральные деятели охотно выполняют задачу строго наоборот, транслируя всепобеждающий «позитив», который у нас вместо жизни.

Атомный Иван. Реж. Василий Бархатов, 2012

Чтобы не вышло апокалипсиса, необходима стабильность. И потому в основание конфликта заложен не метущийся треугольник, а надежный квадрат. Ваня и Таня любят друг друга. Вместе в институте, вместе на работе, вместе дома. Он — в компьютере, она — в диссертации. И никто друг другу не мешает, пока нет совместных планов. В эту идиллию вторгается случай в виде порвавшегося презерватива. Таня обеспокоена, Ваня в недоумении. Они продолжают друг друга любить, но у них появляется повод задуматься над тем, что вообще происходит. Одновременно со случаем вторгается и залетный режиссер Аркадий, который начинает дежурно ухлестывать за Таней, а Таня не то, чтобы согласна, но предпочитает повыбирать.

Перед нами четыре персонажа современной российской сказки. Дурак Ваня, даром, что дурак, но гений. Гений, своей гениальности не осознающий и даже ею пренебрегающий: «чего-вы-все-от-меня-хотите». Ваня работает, любит, играет в компьютер, никуда не рвется. Рваться, в общем-то, и некуда. В жизни его отца-ядерщика было место подвигу. В жизни его родителей было место драме, сейчас не то: честная трудовая повинность, карп по утрам, гоночки на ночь и Таня.

Умница Таня знает, как надо, только эти ее знания и добросовестность никому не нужны. «Да, и первая глава хорошо. Да, и вторая глава хорошо», — устало напутствует научный руководитель.

Аркадий, заштатный творец-неудачник, король провинциальных постановок. Атомарный, неподатливый человеческий материал его не слушается, норовит высказаться, взбелениться и исковеркать стройный замысел.

Но главный в этой русской сказке — случай, типовое «нежданно-негаданно». Нерешительное такое происшествие, которое случается, ничего по сути не меняя. Ну что тут изменишь? Он ее любит, она его любит. Это неделимая атомарность возлюбленных, которые вместе уже очень давно. Все ее конструктивное недовольство проваливается сквозь него, все его дурацкие выходки достигают ее сердца. Красноречивость отчаянья нейтрализуется инфантильно-беззащитным «ну чего ты».

Атомный Иван. Реж. Василий Бархатов, 2012

Конец большой истории совпадает с концом историй значимых. «Атомный Иван», отчасти задуманный как демонстрация надежности и предсказуемости постсоветской атомной индустрии, аргументирует странно: не бойтесь нас, мы дураки, неспособные даже дать выход своей гениальности. Не найти лучшей иллюстрации к поститорическим выкладкам Фрэнсиса Фукуямы. «Атомный Иван» рисует мир, в котором наступила эпоха тотальной скуки. События еще случаются (атомный городок живет вечным ожиданием нового Чернобыля), но вот смыслы исчезли напрочь. Все беременны ложным предчувствием катастрофы, ищут поддержки, кто в профессии, кто в мечте о воскресении отца, оказывающегося, впрочем, угрюмым знакомцем, который всегда был рядом и ничего кроме холодненького пива предложить не сможет.

В отсутствие смысла, развивается специфическая, почти болезненная чувствительность. Эту чувствительность Сьюзен Зонтаг описывала в «Заметках о кэмпе». Стиль подменяет собой содержание. Хорошо то, что красиво. Этот фильм исследует мир, коллекционируя красивые картинки, выказывая общность с теми, кто чувствителен к красоте подобного рода. Надеясь, что именно они окажутся в кинозале. И поймут, обязательно поймут.

Не стремясь высказаться, «Иван» проговаривается сразу о многом. Что с дурака возьмешь? Он паясничает, щедро разбрасывается, страшась направить силы на какую-то определенную, большую цель. В обществе без целей идеи реплицируются, научные работы превращаются в рефераты, новости мутируют в перепосты. Настоящее же веселье рождается из глубокой серьезности. Юмор вырастает из страха. Но серьезность здесь не принята, на негатив трагедийного масштаба поставлен психологический блок. Страх не осознан, не прожит, маячит за спиной, гонит туда, где светлее. Герой избегает конфликтов, конфликта с собой, конфликта с отцом, конфликта с комфортным миром матери. Смешной театральный режиссер Аркадий, в общем, верно все почувствовал, затянув героев пленкой. Тотальная безопасность гарантирует тотальную отстраненность в герметичной зоне комфорта.

Атомный Иван. Реж. Василий Бархатов, 2012

Чтобы соединить несоединимое, необходим ритм, контрапункт, столкновение, одного сопоставления недостаточно. Чтобы связать мужчину и женщину, мало порванного презерватива. Чтобы снять хороший фильм, недостаточно договориться между собой. Необходимо столкновение интересов, энергий, автора и традиции, творца и киносистемы. Но здесь объекта борьбы нет, нечего ломать, не на чем строить. «В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории», — пишет Фукуяма, и Бархатов с Курочкиным кивают, предъявляя кадры из «9 дней одного года».

Симптоматично, что настоящего ребенка, случившегося у Вани и Тани, мы так и не увидим. Пластмасса, театральный реквизит, да снимок УЗИ. В символическом поле рождение было бы равноценно появлению нового смысла, жизнеспособному синтезу противоположных начал. «Иван» настаивает на другом хэппи-энде: герои продолжают валять дурака в костюмах химзащиты.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить