Татьяна Москвина
Татьяна Москвина


Этот фильм не требует трактовки, как не требует ее автобиография. Тут возможен лишь комментарий и, конечно, личное чувство. А диапазон возможных чувствований во время хода фильма будет, думаю, примерно один и тот же. Фильм прост, ясен, скромен, полон особой душевной трепетности и, конечно, не сделает моды или направления в нашем кинематографе. Вообще, мне кажется, режиссер менее всего думал о путях и судьбах нашего синема, когда претворял в жизнь это свое лирическое киновысказывание.

«Одно хорошее стихотворение в год может написать даже телеграфист», — ядовито заметил А. П. Чехов, имея в виду подчеркнуть отличие кропотливого профессионального труда от случайно-дилетантских удач. Но, собственно говоря, какая ж беда в том, что телеграфист сочинит одно хорошее стихотворение в год? За 30–40 лет выйдет их немало, почти книга. А если «телеграфист» такой найдется не один? Вот и спасена честь поэзии!

Это рассуждение — к превратностям судьбы Виталия Каневского, человека весьма зрелых лет, снявшего, наконец, полнометражный художественный фильм. Какое нам, в сущности, дело до того, будет он еще снимать или нет (лучше бы снимал!), случайна эта удача или закономерна. Фильм-то хороший существует. И если еще другие режиссеры возьмут и повторят «феномен Каневского» — то есть, будучи ничем не прославлены до 50 лет, потом возьмут и снимут каждый по хорошему автобиографическому фильму — будет одна сплошная польза и радость трудящемуся культурному человечеству.

Режиссер смотрит прямо в глаза всем ужасам жизни: он не насилует материал, стремясь вдолбить в голову зрителю, как страшно, жестоко, трагично то или иное событие, человек, обстановка. Эта легкость и свобода может принадлежать только человеку, действительно и вполне пережившему настоящие жизненные испытания; так рассказывают о себе заглянувшие в бездну и постучавшие в ее дно. Пугаться и ужасаться способны городские мещане из-за отсутствия лишнего куска сахара или ситца; пугаются и ужасаются каким-то мифическим «кошмарам» нашей жизни сытые молодые люди, в свободное от кино время склонные гулять по европейским фестивалям. Людям, пережившим подлинные страдания, вдохнувшим горний воздух трагедии, приличествует другая интонация, которую дарует всезнающее, светлое и спокойное мужество. Как в «Замри-умри-воскресни».

Замечу напоследок, что одною лирической силой не объясняется удача Каневского. Верный признак того — неожиданное и очень свежее существование актеров в картине, причем многие из них, на театральной сцене однообразно пребывая, как-то потеряли оригинальность и первоначальное обаяние — а вот у Каневского они вполне хороши. Это В. Ивченко (Абрам), В. Ермолаев (директор), Е. Попова (мать), В. Кособуцкая (учительница). Стало быть, телеграфист написал свое стихотворение не зря, а может статься, он и не телеграфист вовсе.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить