Михаил Ямпольский
Михаил Ямпольский

«Солнце» Александра Сокурова


Человек у власти утрачивает человеческие черты и становится частью системы. Сокуров делает серию фильмов об абсолютных властителях, теряющих власть и постепенно вновь обнаруживающих в себе человека. Фильмы о мучительном и гротескном рождении человека из мундира, френча, регалий. Но это и фильмы о власти и человеческом в самом обнаженном виде.

Хирохито в «Солнце» вновь рождается — как человек из бога. Он сам до конца не уверен, человек ли он. И мы так до конца и не узнаем, может ли «бог» превратиться в человека, если он не Христос. А Хирохито — безусловно не Христос, хотя и старается стать человеком. Сокуров со свойственной ему целомудренностью позволяет нам вглядеться в интимность этого рождения. Но это вглядывание имеет отчетливые черты вуайеризма: мы подглядываем за императором. То, что вуайеризм принципиален для фильма, следует из двух перекликающихся эпизодов: того, где МакАртур идентифицируется со зрителем и подглядывает за Хирохито, и того, где сам Хирохито изучает строение краба. МакАртур-Хирохито-краб — вот цепочка подглядываний, исследований, наблюдений, аллегорически выстроенная Сокуровым.
Вуайеризм (обыкновенно имеющий сексуальный смысл), как это часто у Сокурова, оборачивается совершеннейшей инфантильной невинностью «новорожденного» Хирохито. Эта невинность подчеркивается режиссером столь последовательно, что в конце концов перерастает самое себя. «Солнце» оказывается фильмом о невыразимой вине невинности, прямо связанной с властью. Когда судили в сущности милого, доброго Людовика XVI, он так и не смог понять: в чем его вина и как может быть виновен абсолютный монарх, бог? Хирохито — неоспоримый военный преступник, повинный в сотнях тысяч жертв, — предстает в фильме как существо тотально нечувствительное к окружающему его кошмару, страданиям людей и абсолютно чувствительное к тонкости поэзии. Невинность Хирохито убийственна. Известно, что он, например, с равнодушием воспринял гибель ста тысяч заживо сгоревших жителей Токио и в день пожара обсуждал на государственном совете лучший способ сберечь императорские регалии. Тему бесчувствия Сокуров уже разрабатывал в гротескном ключе в «Скорбном бесчувствии», но здесь она представлена гораздо сложнее. Высшая власть реализует себя в полной непричастности бога миру. Эта тотальная непричастность обнаруживает и хрупкость власти и ее сущностную неадекватность реальности. Евреи выдумали библейского Бога, который чувствителен к поведению собственного творения и позволяет себе впадать от него в гнев, жалость или умиление. В теологии это называется божественным «патосом» (pathos), способностью Бога пассивно испытывать на себе воздействие человека. Но теологи заметили, что «страдательность» Бога придает слишком большое значение человеку, который считает в своей гордыне, что способен воздействовать на Творца. Ветхозаветный Бог, конечно, не зависит от человека, он свободно решает принять на себя «страдательность», чтобы уменьшить пропасть, разделяющую его и творение. Хирохито не способен к такому жесту «самоуменьшения», к «патосу» — и, парадоксально, обнаруживая в себе человека, он в той же степени обнаруживает в себе и Бога. Отсюда его неуверенность в собственном статусе. Но отсюда и человеческая вина божественной невинности.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить