Ужас-ужас — «Святая Мод» Роуз Гласс
Под названием «Спасительница» на российских стримингах можно увидеть один из самых любопытных хорроров прошлого года — «Святую Мод» Роуз Гласс. О женском взгляде на ужас и религиозный экстаз пишет Данил Леховицер.
Скарборо, северо-английская морось 24/7, свинцовые кадры с настроением висельника. Мод (валлийка Морфидд Кларк) — бывшая медсестра, морбидная серая мышка — после неизвестного несчастного случая уходит из больницы святой Марфы в частную компанию паллиативной помощи. Мод ведет спартанский (чтобы не сказать: анахоретский) образ жизни, говорит с Богом, чувствует — в самых эротических коннотациях слова — его присутствие, сдирает струпья с рук, если считает, что провинилась. Именно ее направляют в дом Аманды Кёль (Дженнифер Эль), богемной танцовщицы и хореографа с лимфомой спинного мозга четвертой стадии.
«Какая она?» — спрашивает Мод у отрабатывающей последний день сиделки. «Говнистая».
Ужас-ужас: «Ноябрь» Райнера Сарнета
Кёль — автоматон по выкуриванию пачки сигарет за полдня и опустошению бутылок бренди — прикована к креслу, спит за деньги с танцовщицей помладше, истерично бьет бокалы. Ей скучно умирать. Своей главной задачей сиделка видит своего рода предтраурное наставление заблудшей, выливание крепких напитков в раковину и отваживание богемных дружков. Мод говорит больной, что ощущает Бога, чье присутствие выражается в припадках: спазм в висках, на секунду задержанное дыхание, оргазмически искривленный рот, толчок от появления Господа, как от проникновения.
В «Святой Мод» телу не нужен гендер, чтобы открывать иной опыт посредством самого себя
Безумие Мод не просто радикально-религиозного толка: для героини метафизическое становится корпореальным, присутствие — пенетрация, молитва — аутоэротическое действо (и очень садистское), зацикленный только на ее теле фантазм. Момент завуалированного проникновения действительно часто встречается в бытиях святых, вспомним хотя бы Терезу Авильскую, описывающую свой мистический опыт переклички с Богом, как удар золотым копьем в низ живота. В контексте фильма это неслучайно, потому что именно Тереза является покровительницей страдающих головными болями (их испытывает Мод перед контактом с Всевышним; те, кто уверяют, что слышат Бога часто страдают эпилепсиями височной доли).
После просмотра, британскую дебютантку Гласс хочется поставить если не в первый ряд авангарда современного хоррор-строения, то к тем, кто сегодня орудует на передовой жанра.
Ужас-ужас: «Глотай» Карло Мирабелла-Дэвиса
Здесь важно проследить генеалогическую цепочку, точнее попытку ее разрыва. В прекрасной книге The Monstrous-Feminine теоретик кино Барбара Крид пишет, что героини — от «Экзорциста» до «Выводка» Кроненберга — переживают мутации и одержимости из-за инаковости, феминности своей телесности/менструации/пубертата/чрезмерной сексуальности или отсутствия секса. В «Святой Мод» телу не нужен гендер, чтобы открывать иной опыт посредством самого себя — так делали христиане-самопоклонники или хлысты, извлекающие болезненную эйфорию из упразднения плоти, несмотря на ее половую принадлежность.
Мод оснащает гвоздями стельки своих кедов, прокалывает иголкой изображение глаз святых, обезображивает кожу, после предсказуемо наносит этот исцеляющий урон другим. «Святой Мод» довольно трудно подобрать побратима по кинематографическому цеху последних лет — больше всего картина Роуз Гласс напоминает недавнюю игру-платформер Blasphemous о хоррорнутом испанском христианстве времен Инквизиции: колодки на теле, железный капирот с шипами внутри, терновые поясницы. У Мод нет такого арсенала, но она разделяет схожий принцип; то, что в словаре православной мистики называют блудной прелестью — иначе, перверсивной святостью.
После просмотра, британскую дебютантку Гласс хочется поставить если не в первый ряд авангарда современного хоррор-строения, то к тем, кто сегодня орудует на передовой жанра. В памяти всплывают первые фильмы Ари Астера и Роберта Эггерса, как и «Святая Мод», выпущенные студией А24, рассадником арт-хоррора. С аккуратным оптимизмом предположим, что Гласс ждет схожая карьерная траектория. Тут можно вспомнить минималистичный «Февраль» Оза Перкинса, он, как и картина Гласс, исследует какой-то особый вид католического одиночества. Но если Перкинсу нужно множество посторонних жертв, то булавочные уколы «Святой Мод» действуют на чисто спинно-мозговом уровне, Гласс хватит одиночества тела, гвоздей в кедах и говорящего на арамейском спазма в виске.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса