Русское кино десятых годов родилось
Любовь Мульменко, Оксана Бычкова, Наталья Мещанинова
Драматург Любовь Мульменко родилась в 1985 году. Еще три года назад она рассылала пресс-релизы документального фестиваля «Флаэртиана» и работала в пермской газете «Соль», рупоре местной культурной революции, куда писала эссе о местном моторном заводе, кваркушских оленях и Викторе Цое.
В этом году выходит три фильма по ее сценариям, два — «Еще один год» и «Комбинат „Надежда“» отобраны в Роттердам, третий — «Штормовое предупреждение» (про двух подруг, которые отправились в Крым искать отца одной из них) снимает ровесница Мульменко, режиссер Нигина Сайфуллаева.
«Комбинат „Надежда“» — полнометражный дебют Натальи Мещаниновой (1982 года рождения), автора заметного (и замеченного) документального фильма «Гербарий», о конкурсе красоты в доме престарелых. Работая над сериалом «Школа» в качестве второго режиссера она прикрывала теоретические тылы, четко формулируя для себя и мира, где в скандальной работе Германики стилизация под Лени Рифеншталь, где экспериментальный эпизод без склеек, где влияние Лорана Канте, незадолго до того победившего в Каннах со своим «Классом».
-
- «Комбинат „Надежда“»
-
- «Комбинат „Надежда“»
-
- «Комбинат „Надежда“»
Весь прошлый год Мещанинова публиковала в «фейсбуке» яростные побасенки о своем краснодарском детстве: «Нужно было уйти с дискотеки раньше всех, но сделать вид, что ты еще не уходишь, что ты так, секундочку подышать — и вернешься. А сама, пригибаясь, незаметно, вдоль высокого парапета, по клумбе, которая в тени — через дорогу, под деревья и домой, домой! Чтобы никто из убийц не увязался за тобой, чтобы они были уверены, что ты еще повыгибаешься перед ними, а потом у них будет возможность тебя „проводить“ — то есть преследовать и при удаче — в***бать в лесопосадке».
Ее «Комбинат „Надежда“» — это «Маменькины сынки» за Полярным кругом, вместо адриатических волн здесь ядовитые ветры и бурые холмы; фон меняется, усуглубляется, но coming of age — это болезнь человека, не общества. Фильм снят в Норильске, и в нем, так же как в прозе Мещаниновой, гейзеры нежности и ярости пробивают окаменевшие слои ужаса, недоумения и привычки к постоянному, разъедающему шоку. Главная героиня (ей вот-вот исполнится восемнадцать) хочет уехать к парню «на материк», но денег на билет нет, а все вокруг — и родители и друзья — понимают, что «на югах» ее никто не ждет. Приятели на День Металлурга поют со сцены ДК благостные песни о хорошеющем Норильске, но вырываясь за стены завода перестают лицемерить и исступленно повторяют на разрыв струны единственную правду: «Дай мне, дай мне, дай мне, дай любви»; так, должно быть, проводят время ученики из «Географа», когда их не видит Служкин. В моменты своих пикников они максимально свободны от мира взрослых, и, когда сгустки этой энергии летят с экрана, становится понятно, что это не упоение трудным бытом и не социальная критика — это режиссер, сосредоточенный и сильный, пропускает через экран потоки чистой экзистенции.
Оксана Бычкова намного старше своих сценаристов (Мещанинова значится в титрах «Еще одного года» как соавтор Мульменко), она родилась в 1972-м. Несколько лет назад (после «Питера ФМ» и «Плюс один») Бычкова собиралась сделать собственную экранизацию «Слова для защиты» — первого сценария, в середине 1970-х годов написанного Александром Миндадзе для Вадима Абдрашитова (это, кстати, их единственная «женская» работа — действие остальных происходит в мужском мире, претерпевающим искажения разной степени). Вместо этого появился фильм по мотивам пьесы Александра Володина «С любымыми не расставайтесь» — она известна по одноименной картине Павла Арсенова, тоже из семидесятых.
В фильме Арсенова действие происходит уже после развода — в начале мы присутствуем в суде при распаде нескольких семей, а затем следуем за одной, в которой муж (Александр Абдулов) без оснований подозревает жену (Ирина Алферова) в измене, а она соглашается на развод и терпеливо ждет, пока любовь одолеет помрачение рассудка.
У Бычковой от первоисточника осталось немногое. «Еще один год» — это роуд-муви в четырех стенах, путешествие двоих к расставанию: они рано поженились, но теперь жена — дизайнер в модном московском СМИ, дружит с хипстерами, а муж после Горного института не смог найти работу и бомбит по ночам. В другом мире и в другом масштабе здесь говорится о том, о чем (помимо прочего) говорит в «Жизни Адели» Кешиш: социальное сильнее телесного, «она — графиня, а я — придурок», поэтому разведите нас, и я пойду к другой женщине, у которой родители крутят банки с маринадами.
«Еще один год» мягче, чем «Комбинат „Надежда“», в нем можно (хотя и не без труда) разглядеть режиссера «Питера ФМ», комфортной для зрителя мелодрамы из середины нулевых. Но это уже другое кино из другого десятилетия. В финальных титрах «Еще одного года» Бычкова, среди прочих, благодарит режиссера Бориса Хлебникова и драматурга Александра Родионова — ключевых персонажей предыдущей волны, которая подготовила эту.
Здесь должен идти абзац о том, что новое русское кино создают женщины, но его не будет. Во-первых, это не так. Во-вторых, кажется, люди и авторы этого поколения свободны от стереотипов прошлого, в котором режиссура делилась на «мужскую» и «женскую» (так же как в западном кинематографе однажды исчез поджанр «гей-кино», теперь это «истории, которые мы рассказываем», и, если в них иногда герои оказываются одного пола то, что с того?). Значение гендера в профессии теперь пренебрежимо мало, и кто сможет с десяти шагов отличить сокола от цапли?
-
- «Еще один год»
-
- «Еще один год»
-
- «Еще один год»
-
- «Еще один год»
-
- «Еще один год»
-
- «Еще один год»
-
- «Еще один год»
Оба фильма предъявляют человеческие коллизии на фоне усвоенной, проработанной и узнаваемой реальности, и это одно из главных отличий нынешних от предыдущих, ощупью пробиравшихся сквозь фактуру, которую было невозможно ухватить, вынужденных постоянно изобретать паллиативы действительности.
Диалоги в фильме Мещаниновой чуть более нарочиты («чтоб тебе перло в Питере е**ном), здесь нецензурная лексика — не речь, а те же сгустки энергии. У Бычковой текст состоит из подслушанных реплик, как будто на днях произнесенных кем-то из близких («Завтра дети придут, будут снег есть» — говорит соседка героям, выбивающим на улице ковер). И это второе отличие: нулевые в русском кино были временем немоты, невозможностью сказать и говорить, распадом речи и человеческих коммуникаций.
Теперь наступило время обретения языка и соединения разорванных связей.
Новая волна вырастает из предыдущей. Им, в отличие от предшественников, не надо начинать с начала. И пропуская это кино через аналитический сканер, ты видишь, как оно складывается из того, что было и было не зря: из подпольных театральных экспериментов, из текстов Родионова и фильмов Хлебникова, из упоения «Шапито-шоу», из порыва Германики (опередившей и предвосхитившей приход ровесников), уроков Марины Разбежкиной, новой документалистики (у Мещаниновой мелькает Дмитрий Кубасов, один из режиссеров фильма «Зима, уходи») и заново обретенного советского кино, которое теперь не нужно ни отрицать, ни преодолевать, ни копировать, а нужно только учитывать (и попытка обращения Бычковой к Миндадзе неслучайна: он — одно из немногих живых звеньев соединяющих русское кино с советским).
Чувство контекста и чувство локтя, отход от разобщенности — возможно, главные характеристики новейшей волны, которая приходит не только в арт-кино, но и в мейнстрим: «Легенда № 17» — первый не советский фильм на советском материале, «Горько!» — попытка построить хрустальный мост между поколениями и социальными стратами. Интересно, что у Мульменко тоже была пьеса с названием «Горько!», у Бычковой в эпизоде мелькает Егор Корешков, жених из комедии Жоры Крыжовникова, а Нигина Сайфуллаева — жена Михаила Местецкого, соавтора сценария «Легенды № 17» у которого в этом году тоже выходит полнометражный режиссерский дебют — «Тряпичный союз»; другой соавтор «Легенды», Николай Куликов, писал сценарий «Горько!».
Похоже, это уже не одинокий голос человека, но среда, у представителей которой меньше страхов и больше сил.
С днем рождения, главное, не ссорьтесь.
