Поверхность и недра
-
- Кадры из фильма
-
- Плакат, 1930 год
-
- Плакат, 1930 год
Без всяких аналогий, без всяких дурных аналогий. Но… исчезнет в Википедии название одной статьи («Киевская Русь»), изменится текст другой («Дело Промпартии»), и поневоле воскликнешь: Европа Цезарей! Опять меняется твоя таинственная карта. Пусть карта интернета. Что сейчас, может быть, даже более весомо, грубо, зримо. Удивительно другое. Режим никогда не скрывал своих преступлений. И дело о процессе Промпартии не только было издано (стенограмма из зала суда), но и зафиксировано в хронике, со звуком. Еще бы! То не просто головокружение от успехов, но логичное продолжение Шахтинского дела. А если посмотреть сейчас эту хронику, что увидишь? Лицо народа − не лицо тирана. Не лица подсудимых, прокуроров. Много писали о дьявольских огоньках в глазах Вышинского. Помните, «расстрелять как бешеных собак»? Нет, чтобы узнать родное достаточно вглядеться в лица под транспарантами, вслушаться в оглушительные аплодисменты после объявления приговора. Какие искренние, радостные улыбки у людей в зале. Ну как тут не вспомнить Ерофеева: «Зато у моего народа − какие глаза! Они постоянно навыкате, но − никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла − но зато какая мощь! Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной. Во дни сомнений, в годину тягостных раздумий и бедствий − эти глаза не сморгнут. Им все божья роса…»
Улыбался, наверно, даже оператор за камерой. Покажется, что люди в зале суда прячут лица за ладонями и свертками газет. Нет, то просто юпитеры светят. Чего им стыдиться. Ведь вовремя распознали, раскусили интервентов. А если чего-то не понял, подскажет титр: «Быть начеку!». Недаром Бродский отмечал как-то именно амбивалентность как одно из основных качеств русского народа. И нет такой жертвы, которая не могла бы стать палачом. Можно бесконечно вглядываться в эти лица жертв и палачей, запечатленные на пленке. Но одного лица мы так и не найдем. Это лицо инженера Петра Пальчинского.
Что за Пальчинский? Да так, ерунда, ноль без палочки. Мало ли этих инженеров лежит на Бутовском, Коммунарке и прочих безымянных полигонах. О нем знаем больше, потому что американский исследователь Лорен Грэхем посвятил ему целую книгу — «Призрак казненного инженера». Пальчинский один из тех восьми, которых судили по делу Промпартии. Впрочем, его не судили. Расстреляли еще до суда. При царе ограничились ссылкой.
Стенограмма судебного процесса
Тогда, в 1901 г, совсем еще молодой Пальчинский получил задание изучить падение добычи угля в Донецком бассейне на Украине. Разбираясь в рабочем вопросе, Пальчинский собирал информацию, делал чертежи жилья рабочих, фотографии. На них − убогие бараки, где в одной комнате могло проживать сорок или шестьдесят человек. Семейные жили по четыре-шесть семей на один дом, где каждая семья занимала одну комнату. Часто это были дома с земляным полом и без туалета. Не удивительно, что такие условия не мотивировали рабочих на трудовые подвиги. Исследование Пальчинского поначалу приняли благосклонно. Но скоро царское правительство задумалось о возможной политической подоплеке вопроса. Улучшить труд шахтеров? Надобно реформировать всю систему. Не легче ли сослать одного. Пальчинского отправляют в административную ссылку в Сибирь. Там он продолжает работать консультантом по ведению горных работ. В 1907 году бежит сначала на Украину, затем — в Европу. Работает как промышленный консультант, занимается проблемой функционирования портов: Амстердам, Лондон, Гамбург. И даже пишет четырехтомный труд «Торговые порты Европы». Порт для него не просто совокупность доков, но целая система, в которой важно все: устройство жилья рабочих, создание школ, медицинская помощь. В 1913 году он возвращается в Россию. Через три года создает институт «Поверхность и недра» для изучения вопросов «рационального использования природных ресурсов» страны. После октябрьской революции его арестовывают как члена Временного правительства. Следующие два годы с перерывами он проводит в Петропавловской крепости. Опасаясь повторного ареста, бежит в Москву, где с увлечением работает над планом электрификации России. В 1922 году снова арест, на два месяца. К этому периоду относится известный документ, письмо в Московский Ревтрибунал от председателя Госплана Кржижановского:
«Ввиду того, что постоянный консультант Госплана инженер П.А. Пальчинский 18 января с. г. в три часа дня выступает в качестве докладчика в Южбюро по вопросу о восстановлении южной металлургии, имеющей особо важное значение в настоящий момент, президиум Госплана просит Ревтрибунал освободить тов. Пальчинского к указанному выше часу для исполнения возложенного на него поручения».
-
- Петр Пальчинскии? вместе с женои? Нинои?, 1916 год
-
- Показательная пионерская демонстрация во время «процесса Промпартии»
Несмотря на все эти приключения, Пальчинский не стремился покинуть Россию. Французский финансовый эксперт Морис Лазерсон пересказывал слова Пальчинского: «Я остаюсь здесь потому, что стремлюсь работать здесь. Это мое место. Не думаю, что мне есть, чего бояться после всего того, что я уже пережил. Я больше не сражаюсь с ними, так зачем же им уничтожать меня? А если придет мой час, то вам хорошо известна русская поговорка: „Двум смертям не бывать, а одной не миновать“»
Пальчинский искренне стремился сотрудничать с советской властью. Но кто его слушал. Работали не на совесть, за страх. Так, Пальчинский резко критиковал пристрастие новой эпохи к индустриальным гигантам. Ведь размер сам по себе не может являться достоинством. А вместо строительства Днепростроя, советовал возвести электростанцию на угольном топливе как более рентабельную. Но в дальнейшем строительство масштабных гидроэлектростанций было только продолжено. Для их строительства затопили в общей сложности 120 тысяч квадратных километров. В четыре раза больше площади Бельгии. Ничего, земли много, на всех хватит. Для Грэхэма история жизни Пальчинского своеобразная модель, объясняющая причины неудач индустриализации. Как на смену талантливым и инициативным инженерам приходили новые, чьи головы были забиты только тремя различными курсами коммунистической истории. Уже в 1960-е в Москве, автор встретил девушку-инженера, заявившую ему: «Моя специальность — подшипники для бумажных заводов». Отныне каждый занимается своими подшипниками, не задумываясь о работе завода в целом. Завод работал на энтузиазме и страхе. Когда кончилось первое и отменили второе, встал. Начертанное в киевской рукописи: «Велика наша земля и обильна, но нет в ней порядка», взятое Пальчинским как девиз института, нисколько не утратило справедливости.
Примечания:
1 См. также: Шаттенберг Сюзанна. Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930- е годы. М., 2011. Назад к тексту.
