«Посетитель музея» интересен тем, что очень полно и декларативно выражает реальное состояние нашего общественного сознания. В этом контексте фильм является существенным выражением противоречий и болезней нашего общества.
Этот фильм также ставит вопрос о том, может ли существовать на экране безобразное, хаотическое без эстетизации. Противоречивость «Посетителя музея» заключается в том, что чудовищный по своим физическим характеристикам мир обработан по законам эстетики. Закопченные окна домов, красный апокалиптический свет и прочее накладывают эстетический глянец на происходящее. Перед нами чудовищная свалка цивилизации, которой художник если и не любуется, то превращает ее в эстетический объект. Вопрос, возникающий в результате, — вопрос о том, как показывать антиэстетический мир в художественном тексте, не подвергая его эстетической лессировке.
И, наконец, в фильме отчетливо проступает оппозиция между высокой, духовной культурой, олицетворяемой музеем и религией, материальной культурой в виде деградировавшей до стадии свалки цивилизацией. В каком-то смысле фильм разделяет характерное для нашего общества представление о том, что экологическая катастрофа, катастрофа нашей цивилизации в целом, является результатом духовного упадка человечества. Не случайно люди на метеостанции так декларативно материалистичны. Думаю, что это представление является плодом заблуждения. Как показывает опыт Западной цивилизации, нормальное материальное существование связано не столько с духовным откровением, сколько с добросовестным рациональным трудом. Сомневаюсь, что любая инъекция экзальтированной духовности способна навести порядок в окружающем нас мире. Поэтому оппозиция «материальная цивилизация — духовная культура» представляется мне отчасти ложной. Как бы отчаянно ни молились мы на руинах, они не превратятся от этого в цветущий сад.
В этом фильме для меня есть три интересных момента. Это — попытка сделать откровенно религиозное кино. Если взять то, что для меня является классикой религиозного кино, — Дрейера или Росселини, то оно связано с глубоко интимным опытом человека, и ощущение Бога рождается в результате открытия человеком светлой, гармонической, даже если она трагическая, стороны жизни. Я думаю вообще, что Бог может явиться в жизненном опыте и искусстве как некое приобщение к свету, недаром так важен свет в фильмах Дрейера.
Фильм Лопушанского весь насквозь пронизан религиозной символикой — но очень далек от проникновения во внутренний мир человека и абсолютно лишен присутствия светлого, обнадеживающего начала, которое для меня связывается с Богом. Поэтому фильм со всеми внешними характеристиками религиозно-метафизической драмы, с ее символикой, каждым своим кадром декларирует смерть Бога, его отсутствие в этом мире, полную безнадежность. Думаю, что этим он как раз отражает парадоксы нашего современного религиозного сознания, которое характеризуется тягой к религиозным спекуляциям в мире, полностью лишенном Бога.
Читайте также
-
Молчание вещей — «Пришелец» Ивана Соснина
-
Мой друг Фридрих Эрмлер — «Улыбнись!» Марианны Киреевой
-
Энергия несогласия — «Евгений Телегин» Виктора Тихомирова
-
«Адрес — время, а не место» — Новая жизнь Канского видеофестиваля
-
Кристальный лес: захватывающий слот от казино
-
Игровой автомат Book of Leo Quattro