Марек Пестрак: «Для меня кино — игра со зрителями»
Марек Пестрак
О работе над «Дознанием Пилота Пиркса»
Все началось с того, что я экранизировал Станислава Лема для телевидения. Лем увидел мое кино, оно ему понравилось, и он разрешил лично мне взять любой рассказ для того, чтобы сделать большой фильм. Мне Лем очень нравился, но особенно интересным мне казался цикл о приключениях пилота Пиркса. Я выбрал «Дознание» и начал писать сценарий. Но получалась очень масштабная постановка. В рамках польского кино на такой фильм было денег не найти. Да у нас и технических возможностей его поставить не было. Мы долго думали, что делать — куда идти: в Чехию? В ГДР? А потом вспомнили о том, что есть договор о сотрудничестве в области культуры с СССР, и я поехал со своим сценарием в Москву.
«Дознание пилота Пиркса». Реж. Марек Пестрак. 1978
В Москве история понравилась, но мне сказали, что на проекте должен работать советский сценарист, я, конечно, испугался, пока не познакомился с Володей Валуцким. Мы очень понравились друг другу, много работали вместе, как-то даже не особенно отходили от книги, просто приспосабливали ее конструкцию под кино. Придумывали какие-то новые сцены, чтобы облегчить перенос на рассказа на экран. Я потом еще работал с Владимиром Ивановичем над «Заклятием долины змей». Тот фильм тоже снимался совместно с СССР.
Мы строили декорации в Польше, на московском аэродроме у нас был космодром, стояла 20-этажная ракета, актеры выходили к ней на старт, а сам старт был сделан из американских документальных съемок. Брали материалы из американского посольства. Такая была копродукция. Еще у нас был период съемок в Югославии, в США. В Париж ездили. Масштабная была история по тем временам. Нам дали немного денег и мы снимали футуризм в аэропорте Шарль-де Голль, а еще в квартале Дефанс, которые тогда были в новинку.
О новаторстве и традиции в «Дознании пилота Пиркса»
Конечно, мы планировали и задумывали фильм с оглядкой на «Космическую одиссею» Кубрика. Ее я посмотрел еще студентом. Сразу после выхода фильма. Но в Париже, уже во время работы над нашим фильмом мы с оператором увидели первую часть «Звездных войн». Мы испугались! Такие комбинированные съемки нам были не под силу. И решили действовать немного иначе: мы решили, что наш космический корабль не должен быть футуристичным и пластиковым, как у Лукаса или в «Стар треке», а скорее индустриальным, мрачным. Удивительно, столько лет прошло, но и сейчас студенты говорят, что не понимают, как нам удалось тогда сделать такое кино.
Но новизна тут не только на уровне технологии, но и на уровне сюжета. В нашем кино еще не было темы роботов в такой интерпретации. Искусственный разум не рассматривался как угроза. И никто не задавался вопросом: кто такой человек? Чем робот отличается от человека?
«Дознание пилота Пиркса». Реж. Марек Пестрак. 1978
О «польском хорроре»
Я пришел в кино как жанровый режиссер. Меня ассоциируют с фантастикой и хоррорами. Помню, как в юности я смотрел в кино фильмы студии Hammer, но их было очень мало. Все они были экзотикой, у нас такого кино не снимали. На съемочной я с жанром ужасов столкнулся в 1960-х, во время учебы в кинокшоле. Тогда в Польше снимали серию фильмов по заказу канадского телевидения. Это были экранизации классических литературных хорроров XIX века. Там дебютировали студенты школы—например, Жулавский. Делали фильмы и состоявшиеся мастера типа Вайды. Они поработали с этим материалом, потом эти фильмы показали и в Польше, так зрители тоже поняли, что есть такое явление «польский хоррор».
После окончания школы я смог на год поехать в Америку, у меня там жили родственники, которые уехали в Штаты польским путем — через Сибирь, после ссылки. И вот в Лос-Анджелесе (куда я добирался сначала на пароходе, и дальше три дня на автобусах из Монреаля) я узнал, что Поланский делает «Ребенка Розмари». Он со мной встретился и разрешил поработать на площадке. Так я оказался на съемках одного из лучших хорроров в истории кино. Познакомился с Кассаветисом, с Мией Фэрроу, многому научился. Техника у всех примерно одинаковая, но вот работа с актерами… Когда я вернулся в Польшу мне, конечно, захотелось снять именно хоррор. И сначала было «Дознание», а потом была «Волчица» — про оборотней. Его производство чуть не сорвалось из-за военного положения, которое ввел Ярузельский, но в конце концов съемки возобновились. Военные сочли, что содержание фильма не представляет угрозы. Хотя в сценарии первоначально было написано, что действие разворачивается во время январского восстания [имеется в виду Польское восстание 1863-64 гг. — Примеч. ред], и пришлось все перенести в 1848 год. Весна народов, враги — австрийские гусары. Это было нормально.
Фрагмент плаката к фильму «Волчица» (1983)
О жанровом, авторском и Поланском
Когда я был маленьким, я хотел снять фильм о пиратах. И снял. Не такой уж хороший. Есть режиссеры, которые всегда снимают только ужасы или только комедии, а есть художники, авторы. Принципиально серьезные творцы. У них каждый фильм — высказывание. Я тоже смотрю их фильмы, понимаю, что они хотели сказать, восхищаюсь ими. Но для меня кино — это игра со зрителями. Я всегда хотел делать зрительское кино. Не глупое, но доступное. Когда я был в Штатах и работал у Поланского, я спрашивал у него: «Ромек, почему ты снимаешь хорроры? Ведь ты сделал “Отвращение”, “Нож в воде”, ты ведь не такой!» А он говорил, что работает как профессиональный режиссер. Если ты читаешь роман, говорил он, и видишь в нем что-то, что тебя задевает, то можешь за это взяться. «Ребенка Розмари» Поланскому принесли, когда он летел из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. И он проглотил книгу за один рейс. И, спускаясь по трапу, уже понимал, какое это может быть хорошее кино.
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»