Чехия. Параллельное прочтение
Неопалимая купина. Реж. Агнешка Холланд, 2013
Мини-сериал польского режиссера Агнешки Холланд «Неопалимая купина», сделанный по заказу телеканала HBO, надо бы показать в России — не в назидание, а в качестве подспорья для понимания реальности. Из иной, чем наша, жизни эта политическая история о жертвенности, заканчивающаяся полной победой добра, может показаться чрезмерно сладкой. Из нашей подмечаешь другое.
Двадцать лет чехословацкой нормализации аккуратно уложились в три часовых фильма. Первый начинается самосожжением Яна Палаха 16 января 1969 года на Вацлавской площади, последний заканчивается демонстрациями 1989 года и назначением главной героини фильма, адвоката Дагмар Бурешовой, представлявшей в суде интересы семьи Палаха, министром юстиции Чехословакии. Необъяснимый акт жертвенности создает свое, отдельное от календарного, время, внутри которого последовательность событий — от мученической гибели до воскрешения — известна заранее. И хотя евангельский крест подменен ветхозаветным кустом, структура мифа постоянна. Героям фильма нужно лишь пережить календарное безвременье, блуждание по пустыне, томительное ожидание воскрешения. Они не знают, сколько лет их реальной жизни поглотят три символических дня, но точно знают, что истина восторжествует.
В одном из интервью Агнешка Холланд, учившаяся в чешской киношколе во время «пражской весны», призналась, что хотела совместить польский пафос и чешскую гражданственность. Надо сказать, что перетяни она в сторону пафоса еще чуть-чуть, и я бы бросила смотреть сериал, потому что польский пафос — в приложении к политике — означает не буйство чувственности, отчаяния и надежды, а доминантную роль религиозной символики в восприятии общественной жизни. Отчаянный польский католицизм в исторических условиях восьмидесятых был эффективным средством политического сопротивления и сплочения гражданского общества. Хорошо, что рассказ о жертве Палаха, о непосредственной реакции на его гибель, о похоронах, перешедших в тихую демонстрацию, и о хождении со свечками вокруг его могилы заканчивается в первой серии. Она — для тех, кому требуется поучительный рассказ о событиях; остаток фильма как будто адресован нам, то есть обществу, переживающему распад и пытающемуся сопротивляться.
Неопалимая купина. Реж. Агнешка Холланд, 2013
Из России «чешская весна» и ее последствия либо не видятся никак, либо воспринимаются в ключе вины. Я много лет пила дома пиво из красивой желтой кружки, привезенной советским офицером из Праги в конце шестидесятых. Этот «усмиритель поневоле» купил сосуд, из которого можно было все последующие годы вкушать горечь воспоминаний. Вот только достался сосуд почему-то мне: о том, что совершила советская армия в Праге в 1968-м, в России всегда горевали люди, никак к событиям не причастные. Участники демонстрации против оккупации Чехословакии, которая прошла на Красной площади 25 августа 1968 года, томились в психушках и уезжали в эмиграцию, и народ в большинстве своем ничего о них не знал. Новое поколение, выросшее к концу восьмидесятых, знало и о чешских событиях, и о наших демонстрантах, но эти знания не пришлись ко двору в тучные двухтысячные, и фактом российской общественной памяти «чешская весна» так и не стала. Фильм Агнешки Холланд, будь он показан в России, воспринимался бы невинно — как свежая история о нас самих. Поэтому я так ее и расскажу.
Неопалимая купина. Реж. Агнешка Холланд, 2013
Студент философского факультета Карлова университета Ян Палах решился на самосожжение в знак протеста против советской оккупации и ради мобилизации чешского общества, которое к началу 1969 года, казалось, исчерпало возможности для сопротивления. Сцена самосожжения, по словам Агнешки Холланд, была самой дорогой и сложной во всем сериале. Прага изменилась, но больше всего за минувшие сорок с лишним лет изменилась Вацлавская площадь. По ней больше не ходят трамваи. Она переполнена праздными толпами. Хмурую атмосферу и безлюдье уже не воссоздать. По-старому выглядит разве что брусчатка. На ней и сосредоточена камера. Самосожжение Палаха мы видим глазами стрелочника, который направляет трамваи по нужному пути, а в промежутках варит себе суп на электроплитке, стоящей на столике в тесной стеклянной будке. Стрелочник пробует суп — Палах обливает себя бензином. Стрелочник выключает плитку — горящий Палах бежит вниз по площади. Стрелочник бросается за ним — но, как мы знаем, поздно. Позиция внешнего наблюдателя выигрышна во всех отношениях, кроме одного: она лишает тебя возможности перенаправить события в верное русло.
Сразу после того как Палах, у которого обгорело восемьдесят с лишним процентов тела, попадает в госпиталь, мы узнаем любопытную вещь: в оккупированной социалистическими войсками Праге была свобода слова и прессы. На улицах стоят танки, в городе орудуют сотрудники местного гэбэ, а по телевизору рассказывают о Палахе, пытаются истолковать его поступок, предостерегают молодых людей от его повторения и обсуждают, что делать дальше. Требуется несколько минут, чтобы прийти в себя от удивления и понять: все то, о чем дальше пойдет речь, будет не о тоталитарном прошлом, а о мягком авторитарном настоящем. Все, что происходит в фильме после смерти Палаха, — это нынешняя российская драма, разыгранная в декорациях почти полувековой давности: старые машины, старые кухни, почти уже смешная одежда, но — искреннее, свежее удивление по поводу того, как можно так прямо врать в глаза, менять свои убеждения, издеваться над мертвыми и их родственниками, дурачить людей абсолютным бредом о происках враждебного Запада, вставлять палки в колеса всем, кто не согласен, лишать людей нормальной жизни и передавать судьям заранее написанные приговоры. То есть подавлять бунт и сопротивление не грубой военной силой, адресованной толпе, а мягкой гэбэшной силой, адресованной тебе лично. История уничтожения памяти о Палахе, которой посвящены вторая и третья серии, чрезвычайно злободневна и поучительна.
Неопалимая купина. Реж. Агнешка Холланд, 2013
Во-первых, демонстрируется полнейшая несостоятельность популярной сейчас в России герменевтической модели оккупации. Нынешний российский режим (и уж тем более режим, установившийся в Чехословакии после 1968 года) легко воспринимать как оккупационный: пришли злые люди, захватили нашу страну и творят в ней непотребства. Это удобная модель, дающая возможности для четкого размежевания. Вероятно, она даже может быть тактически плодотворной. Загвоздка только в том, что она не соответствует реальности. Адвокат Дагмар Бурешова, избитая во время антисоветской демонстрации в 1969 году, отмечает, что русских там не было вообще: чехи били чехов, свои боролись со своими. Именно чехи уговаривают бывшую девушку Яна Палаха зачитать по телевизору его фиктивное письмо, в котором он призывает общество не следовать его примеру, после чего начавшиеся было забастовки постепенно прекращаются. Именно свои начинают травить мать Яна Палаха, работавшую продавщицей в привокзальном киоске. Ей подсовывают фотографии голого тела ее сына, лежащего на прозекторском столе, ей звонят по ночам, ее доводят до сумасшествия несмелыми попытками проникнуть в дом. Свой в доску Вилем Новы, отсидевший пять лет на волне репрессий пятидесятых, рассказывает на собрании в провинции, что Ян Палах хотел на самом деле использовать «холодный огонь», каким пользуются циркачи, но враги-империалисты подменили ему жидкость для «холодного огня» обычным бензином, и молодой человек сгорел ни за что ни про что. Вилема Нового не смущает, что никакой такой жидкости для «холодного огня» в природе не существует, что Ян Палах оставил после себя послание, в котором дал ясное политическое обоснование собственной жертвы, — ему надо выставить погибшего студента обманутым идиотом, игрушкой в руках врагов, полусумасшедшим маргиналом и клоуном.
Неопалимая купина. Реж. Агнешка Холланд, 2013
Во-вторых, поучительны последствия индивидуального сопротивления. Дагмар Бурешова берется по собственному почину представлять в суде интересы Иржи Палаха (брата покойного студента) и его матери. У нее есть все доказательства клеветы: научная экспертиза, свидетельства очевидцев и даже магнитофонная запись того, что сказал во время собрания Вилем Новы. Бурешова красива и красноречива — это доведенная до недостижимого в реальности совершенства версия адвоката Хруновой на последнем суде над Pussy Riot. Дальше мы смотрим практически видеотрансляцию из зала суда.Внезапно зал для заседаний меняется на гораздо менее вместительный, процесс остается открытым, но прессе просто не хватает места, свидетели обвинения ничего толком не помнят (это уже эпизод из другой трансляции, по делу «Кировлеса»), но по ходу дела невзначай выясняется, что каждый из них получил недавно повышение по службе. Свидетели защиты в последний момент отказываются участвовать в процессе по необъяснимым причинам, документы пропадают из ящиков столов в закрытых конторах, а магнитофонная запись, переданная Бурешовой уходящим на пенсию редактором чешского радио, прослушивается не только в зале суда, но и в прилегающей к нему комнате: Холланд показывает нам толстый белый провод, волшебным образом проникающий сквозь маленькие дырочки в стенах. Прогресс налицо: сегодня торжествуют беспроводные технологии.
От привычной уже для нас трансляции из зала суда фильм Агнешки Холланд отличается лишь тем, что здесь нам прямо предъявляют то, что в настоящих трансляциях лишь подразумевается: как судье, не желающей перевода в провинцию, передают конверт с заранее написанным приговором. В том, как она его зачитывает и как реагируют на это слушатели, ничего нового для нас нет.
Хроника борьбы с памятью о Палахе, почти документальная для русского глаза, завершается символической сценой. Гроб Яна Палаха ночью под дождем выкапывают из могилы, ставшей местом паломничества несогласных, и тихо сжигают в крематории. Память о самосожжении прекрасно горит, но за этим уже никто не наблюдает. Яна Палаха не было. Как не было и последовавшего его примеру Яна Зайца, а также Эвжена Плоцека, Йосефа Главатего и Михала Лефчика (совершивших самосожжения в Йиглаве, Пльзени и Кошице).
Забвение достигается каждодневным трудом спецслужб: один после разговора с ними закладывает коллегу-диссидентку, чтобы спасти дочь-активистку, другой увольняет из больницы мужа диссидентки, чтобы спасти собственную шкуру. Свидетельства медсестры добываются в интимном разговоре после смены, Бурешову и ее уволенного мужа доводит до полубезумия вечно припаркованная около их дома машина с двумя топтунами. По утрам они опохмеляются прямо на капоте, а дочки Бурешовой здороваются с ними, как с добрыми соседями. Очень поучительно выглядит воздействие доблестной работы спецслужб на сферу частного, неприкосновенность которого так страстно восхваляли в России последние десять лет: единственная в фильме сцена секса происходит в ванной как некий бунт против заглядывающих во все окна агентов гэбэ. В ванной окон нет, а в ином контексте у людей отчего-то пропадает желание заниматься сексом.
Неопалимая купина. Реж. Агнешка Холланд, 2013
Сцены, связанные с матерью Яна Палаха, снимались непосредственно в доме, где она жила, — в поселке Вшетаты в Среднечешском крае. Агнешка Холланд отмечает, как неприятно поразило ее запустение, царившее там. Дом был почти разрушен, и съемочной группе пришлось полностью восстановить его. В Польше, говорит Холланд, этот дом немедленно стал бы местом паломничества. Я, однако, рада, что чешские пофигизм и насмешливость пересилили здесь польский религиозный пафос. Политическая память должна существовать действенно — в головах граждан и текущих общественных спорах.
Красивая библейская история, которая получилась у Агнешки Холланд, предназначена для западного общества, где исторические смыслы давно упаковываются в традиционные нарративные фильмы, заменяющие собой учебник, о котором в последние месяцы много говорит российская власть.
Что же до нашей аудитории, то жаль, что она никогда сериала Холланд не увидит: по сравнению с текущей российской колумнистикой на ту же тему он предъявляет куда более ясное и структурированное высказывание. Впрочем, посмотреть фильм несложно. Это может сделать любой желающий продраться к чешскому тексту сквозь наложенный на него польский voice-over. Лет сорок назад советское сопротивление как раз складывалось вокруг людей, читавших на этих двух славянских языках.
Читайте также
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Оберманекен будущего — «Господин оформитель» Олега Тепцова
-
Дом с нормальными явлениями — «Невидимый мой» Антона Бильжо
-
Отменяя смерть — «Король Лир» Сергея Потапова
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой