Ma Russie
Маруся. Реж. Ева Перволовичи, 2013
Ассоциативный ряд к названию фильма — староарбатский лоток с матрешками. Аннотация этот «матрешечный» эффект только усиливает: в центре фильма скитание русской эмигрантки по Парижу с пятилетней дочкой Марусей, которую однажды так даже и называют — ma Russie, то есть «моя Россия». Однако этим сувенирная часть, собственно, и ограничивается. Если попытаться «вскрыть» эту матрешку, то внутри зрителя будут ждать — нет, не уменьшенные копии импортно-экспортного барахла, а кое-что совсем другое.
Вот завязка фильма: девушка с маленьким ребенком звонит в домофон, очевидно, какой-то своей знакомой, и та отказывается впускать ее в дом. Героиня с дочерью остаются на улице с грудой вещей, из которых им нужно выбрать только самое необходимое, то, что можно унести на себе — так они отправляются в путешествие по большому городу. Что случилось? Почему они осталась на улице? Как попали в Париж из России? От кого уезжали и к кому приехали? Где отец Маруси, кто он, почему не с ними? Все эти и многие другие вопросы останутся без ответа. Не поможет и google — хотя фильм как бы основан на реальной истории журналистки Ларисы Штейнман, сама история демонстративно остается за кадром. Из событий реальной жизни — только эпизод мытарств, но как они начались и чем закончились, не сообщается. И весь фильм как будто состоит из обмана одного-единственного зрительского ожидания — что вот сейчас, наконец, что-то произойдет.
Маруся. Реж. Ева Перволовичи, 2013
Мы ждем объяснений, а они все не происходят и не происходят. Потому что фильм «Маруся» рассказывает о мире, где этим объяснениям больше нет места. Они просто никого не интересуют. Как нет места высокой драме — вместо нее рутина и череда мелких унижений. Герою, современному отверженному, здесь отказано в основном драматургическом праве, праве на страдания.
«Маруся» — отпечаток глобального мира, где люди давно разучились рассказывать истории, потому что они больше не нужны, как тканевые простыни в ночлежке, которые заменяются одноразовыми бумажными. Да и ночлежка уже не та — нет в ней больше терпкого запаха отчаяния, нет подозрительных личностей с авантюрным блеском в глазах, нет даже обычных пьянчужек и бездельников. Только тени иммигрантов, измученных общением с социальными службами. Это мир без запаха, где одинаково стерильные комфорт и дискомфорт регламентированы государством. Любое повышение громкости, любая высокая нота кажутся неправдой, а правда — в этом без конца и края ожидании того, что вот сейчас, наконец, что-то произойдет. А ничего не происходит.
Кстати, наверное, этим продиктован выбор в качестве съемочных объектов пустого кинотеатрального зала и подсобных помещений театра, где лежит мертвым грузом не задействованный реквизит. Ненадежные убежища, кино и театр больше не справляются с этой реальностью (можно, наверное, добавить, что встреченные героиней мужчины, которых играют культовые персонажи авторского кино — Шарунас Бартас, Дени Лаван, Гела Баблуани — не могут ей помочь, это мужчины-тупики, как и вообще все мужчины в фильме; и во время встречи с искусством кино сегодня обычный зритель предоставлен самому себе, как шестилетний ребенок, которого выставили за дверь на время, пока взрослые занимаются любовью).
Маруся. Реж. Ева Перволовичи, 2013
Утыкаясь в тупики случайных знакомств, простраивая комбинации из временных решений, героиня Динары Друкаровой (чья игра, заметим в скобках, настолько точна, что оправдывает все сценарные натяжки и режиссерские неловкости, которых в картине, к сожалению, немало) держится за однажды сделанный выбор — эмиграция — просто потому что это последняя ниточка, которая связывает ее с той реальностью, где этот выбор у нее в принципе был. То есть она живет в Париже не потому, что в России ей было бы хуже — один из финальных эпизодов картины: иммигрантское сообщество из жалости к пятилетней Марусе торжественно вручает им билеты в Россию (разумеется, в один конец), — а потому что это ее личный выбор, ее как бы неотчуждаемое право. Жить в реальности, где выбора уже давно нет, а есть данность, но при этом сохранять иллюзию, как будто ты сам и выбрал эту жизнь, какой бы отвратительной она ни была. Послушайте, а ведь это же очень точное кино про всех нас, здесь и сейчас, нет?
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса