Умер Михаил Калик
Входят ли дважды в одну реку? «И возвращается ветер…» начинается с того, как вокруг вернувшегося изгнанника кружатся смеющиеся, сияющие лица старых друзей: прибавилось морщинок и проседи, а глаза — прежние, молодые. Пенится шампанское: мы еще ого-го! еще доспорим, еще допоем наши песни!.. Эта сцена, напоминающая видение, сладостный эмигрантский сон, в перестройку стала реальностью: они возвращались из инобытия. Вместе с Василием Аксеновым, Юрием Любимовым, Андреем Синявским, Эрнстом Неизвестным, Владимиром Войновичем — на родную землю ступил и Михаил Калик.
Записанный в шестидесятники, он был не из тех, кого разбудил ХХ съезд. Еще в пятьдесят первом его сорвали со студенческой скамьи и швырнули в свирепый таежный лагерь, где он сумел выжить, а после реабилитации вернулся во ВГИК. И как бы наперекор судьбе, которая вела его к суровому социальному кино, снял фильм «Человек идет за солнцем» — звонкий, прозрачный, напоенный поэзией инфантильного неведения. Изломы биографии Калика лишь подчеркивают внутренний склад его поколения, мечтавшего заново переиграть историю, вернувшись в некую изначальную точку, откуда пошло «искривление», и начать с чистого листа. Ребенок, открывающий мир, стал одним из главных героев искусства «оттепели», и название фильма Михаила Калика — словно подпись к наивному детскому рисунку. Маленький мальчик идет за солнцем — вот и весь сюжет фильма, который складывался из россыпи зарисовок и лирических импровизаций. Калик наверстывал украденное у него казенными догмами, создавая бесценный документ эстетических пристрастий молодежи эпохи «разорванного занавеса». Когда скопом обрушились открытия прошлого и настоящего, когда современным искусством считались и абстракционизм на выставке США в Сокольниках, и «телеграфная проза» Хемингуэя, и «Красный шар», и завитки-мазки Ван Гога.
Михаил Калик увлеченно экспериментировал с изображением (позже, в фильме «Любить», он сплавлял воедино «игровое» действие, хроникальные интервью и съемки скрытой камерой), но сегодня те эксперименты видятся вполне наивными. Зато казавшаяся непритязательной картина «До свидания, мальчики!» не состарилась. Прощание с детством в приморском городке словно окутано дымкой лирического воспоминания, и не так уж много было здесь прямых социальных реалий середины тридцатых, однако невысказанная тревога пропитывала самые идиллические кадры, делая их безмятежность хрупкой и обманчивой. Щемящая история несостоявшихся надежд предсказывала скорое окончание исторических времен, отмеренных шестидесятникам…
«И возвращается ветер…» — единственный в своем роде опыт. В рассказе Калика о времени и о себе лирический герой не мыслится обобщением — это подробные, даже фундаментальные киномемуары с фрагментами фильмов Михаила Калика и эпизодами его жизни. Итальянский маэстро из самой известной исповедальной картины ошибался, блуждал в тупиках, был слаб, грешен и комичен. Здесь же — словно почтительно переворачиваются страницы томика из серии «Жизнь замечательных людей»: герой, правильный и постный, творит шедевры, страдает за правду и мужественно бьется с мракобесами.
Калик вряд ли намеревался поставить напыщенный «памятник себе». Он вновь выразил настроение своего легендарного поколения, вдруг окрыленного шансом вернуть молодость и призывно прозвенеть в обновленной стране. Легко шестидесятникам винить государство в том, что они, обнадеженные, оказались не востребованы, но драматическую несостоятельность их претензий на нынешнее лидерство режиссер выразил самим контрастом между артистичными кадрами из ранних своих работ и блеклой соединительной кинотканью между ними. Фильм, обещавший восстановить разорванную «связь времен», явил их разрыв в печальном социально-психологическом документе.