«Метаморфозы» Кристофа Оноре: «Для режиссера такой материал — свобода»
Кристоф Оноре
— Вы говорили, что «Метаморфозы» Овидия вам читал брат. Ваш фильм — ностальгия по детству, юности?
— Да, я уже достиг возраста, в котором ностальгия по юности неизбежна. В этой картине мне хотелось рассказать о красоте человеческого тела — а эти тела прекрасны, потому что молоды. В некотором смысле это жестоко по отношению к себе самому — я-то старею. Снимая, я думал о том, что у людей моего поколения (но не у меня) было слишком много табу, а эти — совсем не стыдятся своей наготы.
— В вашем фильме новостройки, расположенные на краю леса, показаны, как часть природы, часть современных джунглей, в которых бетон сплетается с деревьями.
— Мне надо было выбрать место, в котором античные боги спустятся на землю Франции. Что бы они выбрали? Я думал о районах на границе города и леса, об архитектурных формах, которые не часто увидишь в кино — скорее в новостях, когда говорят о проблемах и бедности. Но мне хотелось показать красоту этих мест, понятную богам — они могут явиться сюда, не опасаясь преследования камер. К тому же, подобные районы постоянно меняются, переживают метаморфозы, в то время как старый город чаще всего статичен.
Метаморфозы. Реж. Кристоф Оноре, 2014
— Я выросла в таком месте, в бетонной новостройке на краю леса.
— И каково там было?
— В нашем лесу много лет маньяк убивал женщин и прятал трупы.
— Возможно, это был Пан… Сегодня, когда мы говорим «бог», то подразумеваем христианского или мусульманского Бога, сравнения с которым не выдержит ни один человек. Ты всегда слишком несовершенен — он всегда здесь, чтобы указывать на твои недостатки. Греческие и римские боги были другими — они как люди, только гораздо хуже; они жестоки, они гомосексуальны. Античные боги нравятся мне больше, я верю Вакху и Юпитеру сильнее, чем христианскому Богу или Аллаху, потому что они — как и мы — не могут сопротивляться влечению, не в силах уклониться от красоты человеческого тела. И отношения между богами людьми в этой системе всегда плотские.
Я шел за Овидием. Современная мораль непримирима к греческой мифологии, там всегда все неоднозначно, и мне это нравится. Есть большой простор для интерпретаций. Зевс соблазняет Ио, и в наказание она превращается в корову — но разве не она сама хотела этого соблазнения и этого превращения?
Метаморфозы. Реж. Кристоф Оноре, 2014
— В своих фильмах вы всегда смело и легко говорите о плоти, при том что мы живем в гораздо более консервативные времена, чем Овидий. Но ваш интерес к «Метаморфозам» во многом объясняет другие ваши фильмы.
— «Метаморфозы» — повод поговорить о том, как через сексуальность обнаруживает себя божественное, как боги спускаются на землю, чтобы испытывать влечение к смертным. Для режиссера такой материал — свобода. Сегодня существуют две основные концепции человеческой сексуальности: это или грех, или частное дело каждого, которое не принято выносить на всеобщее обсуждение. В мире античных богов дела обстоят иначе: Зевс или Вакх не стеснялись своих эротических импульсов. Зевс вожделеет Европу с той же силой, что он вожделеет Ганимеда — в этом есть что-то освежающее, что-то, чего очень не хватает сегодня.
Вы говорите о моей смелости: не уверен, что я так уж смел. Я живу в Париже, где в наши дни ты можешь быть более менее свободен, если выберешь быть свободным. Немного отваги, и ты можешь жить, как хочешь, не ограничивая себя в желаниях. Именно поэтому в моем фильме есть Вакх, но нет Аполлона — академического бога, отвечающего за классическую красоту. А Вакх — он здесь, с нами, он спонтанен в своих проявлениях, в том числе сексуальных.
Метаморфозы. Реж. Кристоф Оноре, 2014
— Как насчет современного консерватизма?
— Невозможно дать однозначный ответ, у проблемы слишком много измерений. Сегодня Пазолини или Фассбиндер не нашли бы денег на свои фильмы. Но есть кабельное телевидение с его откровенной репрезентацией сексуальности, которую невозможно представить при домашнем просмотре сорок лет назад. К тому же, нет больше четких представлений о вещах, которые когда-то были незыблемыми: что такое французское кино сегодня? что такое итальянское? что такое телевидение? Все двигаются в разных направлениях — кто-то к консерватизму, кто-то от него.
— Как вы выбирали, какие именно метаморфозы из Овидия войдут в фильм?
— Сначала появляется Юпитер — самоуверенный тоталитарный бог, и зритель отождествляет себя с Европой, которая вынуждена в него верить. Но во второй части появляется Вакх, он наполовину человек, потому что его мать — из смертных, и он гораздо менее категоричен, и гораздо более сомнителен в качестве бога. И, наконец, мы видим Орфея, который не родился человеком — он стал богом только после смерти. Это разные степени божественного, разные отношения человека с божественным, разные степени веры.
— И это движение от античности к христианству, потому что Орфей в раннем христианстве отождествлялся с Христом.
— Да, и Вакх тоже, потому что он воскрес — родился дважды. Есть две теологические модели Христа — от Орфея, и от Вакха. Не знаю, будет ли аудитория все это считывать, но в фильме есть эпизоды, которые предполагают размышления о религии. Например, когда умирает пожилая пара, Юпитер и Меркурий просят милостыню возле церкви. Венера вынуждает молодую пару заниматься любовью в мечети. И когда мы говорим о греческих богах, мы не должны забывать о том, что они — прямые предки тех, в кого сегодня многие продолжают верить.
Читайте также
-
Энергия несогласия — «Евгений Телегин» Виктора Тихомирова
-
«Адрес — время, а не место» — Новая жизнь Канского видеофестиваля
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»