Александр Буров: Ускользающая достоверность
Оператор Александр Буров работал с Сокуровым, Юфитом и Лунгиным. Публикуем его лекцию, прочитанную для студентов Школы нового кино с частичной расшифровкой и таймкодами.
Мы все понимаем, как быстро стареет язык кино, как он еще не развит, и все силы лучших кинематографистов направлены на развитие и поиск киноязыка. […] Как сейчас сделать создаваемое нами кино интересным, захватывающим и убедительным для зрителя? Что работает, что производит впечатление, что является достоверным для зрителя?
Сейчас кино как никогда бежит от театральности, от условности, которую мы должны принять, приходя к вешалке в театре, пробираясь в партер и обращая свой взор на картонные декорации и живых актеров.
Задача тех, кто снимает кино — вступить в общение со зрителями. Мы не думаем о том, как вы будете это воспринимать, но вызвать ваш интерес, безусловно, задача автора.
Конец «фабрики грез». Когда произошел тот взрыв, слом доверия к «фабрике грез»? Когда зритель вдруг поменял свое отношение к тому, что он видит на экране?
Это случилось с появлением устройства в кармане у каждого, с функцией видео. Теперь каждый знает, как выглядит жизнь на экране без прикрас. У каждого есть опыт авторской съемки, сложилось какое-то доверие к изображению на своем личном опыте. В эпоху пленки существовало только любительское 8-мм и 16-мм кино, независимое от больших студий. Удел немногих. Это было очень хлопотно: надо было покупать пленку, трудно было это монтировать, а наполнить звучанием совсем сложно. Но уже тогда киновед Майя Туровская писала о том, что порой самая непритязательная любительская киносъемка может дать сто очков вперед любому произведению Мосфильма, быть по-своему необычайной и интересной, обладать своими особыми качествами.
Есть ли разница между документальным и игровым кино сейчас. Документального кино в чистом виде больше нет. Грань стирается, становится все тоньше, и нет документального кино, которое должно было поражать всех своей убедительностью, потому что там зафиксирована сама реальность, жизнь как она есть.
«Летят журавли». Сегодня этот фильм можно смотреть, только отдавая дань времени, как серьезную страницу в развитии кинематографа, любоваться налетом времени, архаичностью. Так уже снимать нельзя, и никто так снимать уже не будет. […] Вы не могли бы снять такое изображение на свой айфон. Это изображение требовало огромной технической поддержки, обработки, огромной группы, помощников, ассистентов.
В чем еще может состоять убедительность. Художественной достоверности уже недостаточно. Кино выискивает скрытую поэзию из псевдобытийности. Она не на поверхности, она не сияет.
Любительская съемка на службе режиссеров. Вы все наверняка смотрели «Рассекая волны». То, что они сделали с Робби Мюллером, используя профессиональную камеру, на профессиональную пленку — но стараясь это делать так, будто это любительская камера у дилетанта на плече, и она теряет объект, все время куда-то плывет, теряет фокус.
Для меня с самого начала не было разницы. Мне посчастливилось начинать снимать кино как на студии документальных фильмов, так и на Ленфильме, попеременно делать неигровые и игровые картины. Даже технологические подходы к съемке были одни и те же. Разница была в том, что в одном случае я не мог управлять ситуацией в должной мере, руководить объектом — а в другом это был павильон Ленфильма.
«Паттерсон». Я узнаю поведение камеры, которая не форсирует, не драматизирует ту внешнюю событийность, которая задана сюжетом. Все как бы просто. Здесь нет специально поставленного света. В изображении не происходит ничего дополнительного, что притягивает вашего внимания к фильму. Но это только кажется. Здесь начинают работать потаенные эффекты.
Как говорить со зрителем без открытого пафоса.
«Я снимаю паузу». Добротворский собирал интервью с теми, кто имел честь работать с Сокуровым. Он спросил, как я вижу кино. И назвал мое интервью «я снимаю паузу». Я сказал, что кино в идеальном виде придет к форме, когда на экране будут шорохи и тени, и вы все равно не сможете оторвать глаз.
Возвращение к пленке. Все это дорого, хлопотно. Но это еще один аспект некоей правды изображения, которая схвачена на пленочной эмульсии, а не матрицей цифровой. Какого бы ни была она глубокого разрешения, высокого динамического диапазона. Это всегда видно. Зритель ощущает эту вибрацию изображения, снятого на пленку, и цифровых записей.
«Солдатский сон». Фрагмент.
Читайте также
-
Высшие формы — «Семечко» Марии Пискуновой
-
Высшие формы — «Мама и животные» Юлии Задарко
-
Высшие формы — «Исчезающий папа» Андрея Рубецкого
-
Высшие формы — «Искры в темноте» и «Что-то упускаю» Евгении Девятовой
-
Высшие формы — «Десять тысяч безобразных пятен» Дмитрия Геллера
-
Высшие формы — «Метро» Валентина Тютерева