Ловко сделанный аттракцион, четыре
сада сходящихся к черному вигваму тропок: каждая вторая реплика — афоризм,
каждая сюжетная линия — рифма. За это
фильм можно и невзлюбить: при виде скачущих врассыпную как из рога изобилия
каламбуров и аллюзий впору взмолиться:
«Горшочек, не вари!» Впрочем, ощущения,
что тебе настойчиво хотят понравиться,
не возникает. Авторы умеют вовремя сменить пластинку: праздник жизни миксуют с катастрофой, картины курортного быта — с сюрреалистическими снами,
в которых кто только не ночевал — от
фриков «Мистера Одиночество» до Бодрийяра. В пересказе все это может казаться архаичным постмодерном, но даже
если и так, то никогда сей кадавр не выглядел столь живучим. Фильм работает
не только на общих местах культуры и памяти, но и на редком умении оживлять
придуманное: можно вообще не знать,
что это за Симеиз, не иметь единого чувства времени и пространства с героями
и, возможно, с авторами, но все равно
не утратить интерес к происходящему
на экране.
Читайте также
-
Осложнение на прошлое — «Единица Монтевидео» Татьяны Лютаевой
-
Даниэлла Рыбакьян: «Не хочу себе ничего запрещать»
-
Город, которого нет — О новом бандитском Петербурге
-
Только звук вытекающей крови — «Немая ярость» Джона Ву
-
Какие сны в том смертном сне приснятся — Заметки о фильме «Сказка» Александра Сокурова
-
Кровь на асфальте — О насилии и «Слове пацана»