Сергей Астахов
Сергей Астахов


Мы с Лешей Балабановым встретились достаточно случайно. На «Счастливых днях» возникла непростая ситуация: там начинал работу другой оператор, но Балабанова не устроил полученный материал, и тогда Сергей Сельянов, мой друг и однокурсник, позвал меня на выручку.
Показал мне его студенческие работы — он сделал несколько документальных картин. И я почувствовал, что общий язык
мы найдем.
Работа была тяжелая — я вошел в картину с уже отобранной натурой, сформированной визуальной идеей и частично отснятым метражом. Многое пришлось переснимать, доснимать уже начатые эпизоды (хотя в фильме осталось несколько не моих кадров, вполне достойных).
Балабанов чрезвычайно упрям. Бывало, на «Счастливых днях»
он выдвигал идею технически неосуществимую: твердо знал что, но не знал как. И я предпочитаю именно таких режиссеров,
как ни странно. Грамотным должен быть оператор — может быть, я привлекаю Балабанова именно тем, что умею преодолевать проблемы и находить возможное решение. Со временем Леша приобрел профессиональный опыт и теперь в технологии
разбирается — знает, что можно и чего нельзя. Часто бывает,
что технологические знания укрощают мысль, но к Балабанову это не относится: у него хватает мозгов придумывать разные истории, инфернальные в том числе.

На тех же «Счастливых днях» была поставлена чрезвычайно сложная задача «гиперреального» света, со свечами в интерьерах:
при той пленке, которой мы располагали, при тех средствах достигнуть желаемого эффекта было почти невозможно.
И все же мы это сделали…
Не все получается, конечно. Создать среду — это одна проблема, сохранить среду — совершенно другая, не менее тяжелая.
Мы снимали «Брата» в середине осени, уже дни были короткие, дождливо, темно, холодно. И пленка, купленная за копейки, низкой чувствительности. Снимать с открытой диафрагмой
невозможно.
На «Уродах и людях» мы шли от эстетики порнографических карточек начала века, но технически визуальный образ не удалось
удержать в том виде, как он задуман: слишком плохие были условия для обработки пленки, а черно-белое изображение этого не терпит…
В свое время я отказался снимать «Замок», в связи с чем в наших взаимоотношениях возник непростой сюжет: все подумали,
что я отказываюсь из-за денег. Я действительно отказался из-за денег, но не в смысле зарплаты — я вполне могу работать бесплатно.
И если бы не Кафка, я бы согласился. Но Кафку с таким бюджетом снимать нельзя, это кино не могло хорошо получиться по определению. Оно и не получилось, но дело не в моем отказе: согласись я снимать «Замок» — картина не стала бы лучше. А тогда я сказал Леше, что не сумею соответствовать собственным представлениям о Кафке, не сумею выдать материал того качества, которое здесь необходимо. Он мне ответил, что все равно хочет использовать этот шанс. И я его понимаю, конечно. Позже мы никогда
не обсуждали с Балабановым ни эту ситуацию, ни сам фильм.
Не было никаких обид — ни с его стороны, ни с моей. Просто он опять пригласил меня работать вместе.
Я готов идти за ним, следовать его замыслу и никаких комплексов уязвленного авторства при этом не испытываю. Мои амбиции вполне удовлетворены тем, что режиссер доверяет мне визуальную трансформацию своих идей. Раньше Балабанова чрезвычайно сложно было в чем-то переубедить. С годами он стал более покладистый, что ли. Сейчас — по крайнем мере, мне хочется
так думать — он больше прислушивается к мнению тех, с кем работает. Он стал способен оценить чужие предложения,
причем сориентироваться быстро, на ходу.
У него тяжелый характер, это правда. Но нам удается работать
в «режиме бесконфликтности» благодаря тому, что я внедрил
в нашу работу систему телевизирования — параллельного видеонаблюдения за кадром: Балабанов постоянно анализирует
изображение, записанное во время репетиции, вообще теперь смотрит на монитор больше чем на актера. А вечером берет отснятый материал домой и опять смотрит, смотрит бесконечно…

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить