Мне всегда казались некоторым кокетством слова Есенина о том, что после Достоевского он спит плохо. Думаю, и он спал хорошо, а если плохо, то не из-за Достоевского. И я сплю хорошо после всего на свете. Тридцать три года спал как в Муроме, и ничего. «Юрьев день» у меня взорвался где-то в голове, взорвался больно и неприятно. Многое из этого фильма было понятно еще до окончания его просмотра, и даже финал угадывался — но в этом и был, наверное, сознательный или бессознательный замысел Кирилла. Все должно угадаться, и от этого еще точнее и противнее лопается этот фильм в мозгу. Как сосуд. Я действительно плохо спал после него и старательно его забывал (а он не забывается). Фильм действует на каких-то скрытых координатах человеческого душевного строения, действует как радиация. Такое тоже надо уметь. Кирилл умеет, доказал. Я ничего не чувствую от жизни- того, что чувствует он; но снимаю шляпу пред его безупречным умением передать свои чувства.Любимая сцена: едет велосипедист вдалеке по снегу, удар колокола, и он падает. Нелюбимые сцены: в туберкулезнике. Но это он нарочно все сделал, чтоб было так погано.
Читайте также
-
Сеанс реального — «Другая страна» Ренато Боррайо Серрано
-
Анастасия Зверькова: «Самая страшная встреча — с самим собой»
-
Рисовальщик Исаак Махлис — К 130-летию со дня рождения
-
Алиса Насртдинова: «Приспосабливать фильмы к реальности»
-
Жуан Канижу: «У моих героев нет шансов понять друг друга, но у нас они есть»
-
Слово на букву «К» — О новых бумажных киножурналах